Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каким же был Рюрик правителем для призвавших его племен? Новгородская I летопись по берлинскому списку сообщает: «По двою же лѣту оумре Синеусъ и братъ его Трувор и прiя власть единъ Рюрикъ. обою брату власть. и нача владѣти единъ. и роди с(ы) на и нарече имя ему Игорь. и возрастшу же ему Игорю. и бысть храбръ и мудръ. и бысть оу него воевода именемъ Олегъ мужъ мудръ и храбръ»[462]. Из последующих событий нам известно, что Игорь отнюдь не был мудр, а был ли он на самом деле храбр, данные отсутствуют. Предположение о том, что это древнерусская формула для описания качеств идеального правителя, подтверждается тем, что эта же характеристика прилагается и ко многим другим персонажам. Согласно Иоакимовской летописи, «Гостомысл бе муж елико храбр, толико мудр», а Олег «бе муж мудрый и воин храбрый». Соответственно, едва ли можно сомневаться, что эта же характеристика прилагалась и к самому Рюрику, тем более что в «Синопсисе» XVII в. Гостомысл так описывает трех варяжских князей: «Разумомъ и храбростiю воинскою славны».
Согласно наблюдениям А. А. Гиппиус, парные определения типа мудръ и смысленъ, мудръ и храбръ, многи и храбры, последний раз фиксируемые в эпизоде испытания служб послами Владимира, являются признаками древнейшей части ПВЛ, ее ядра. Если для пары мудр и смыслен она отмечает наличие бесспорного библейского источника (Быт., 41: 33, 39; Втор., 1: 6, 15), то в отношении остальных пар предполагается эпическая природа[463]. Это наблюдение можно уточнить, поскольку весьма близкие по смыслу словосочетания встречаются в индоиранской традиции, что указывает на возникновение интересующей нас характеристики первых русских князей в эпоху единства восточной части индоевропейской общности. Так, уже в Авесте первые «всесильные цари» иранских мифов описываются как «отважные и мудрые»[464]. С другой стороны, Калидаса отмечает, что у индийского царя Солнечной династии Дилипы, с которого он начинает свое повествование, «средств для достижения цели две: нетленная мудрость, заключенная в шастрах, и напряженная тетива его боевого лука»[465]. Полностью соответствуют этому наблюдению и данные языкознания: «В кругу родственных обозначений слав. modrъ семантически ближе всего др. – инд. medha “мудрость, разум, понимание, мысль”, авест. mazdra “мудрый, разумный”, авест., др. – перс. Mazda, в иранской мифологии одно из наименований (или составная часть наименования Ahura-mazda) верховного божества, первоначально прилагательное»[466]. Однако мудрость была неразрывно связана с божественным началом еще со времен индоевропейской общности. Об аналогичном мирочувствовании у славян говорят бытовавшие вплоть до XIX в. на Руси поговорки «Всякая мудрость от Бога» или «Без Бога не помудреешь», однозначно указывающие на бога как на источник человеческой мудрости. Таким образом, и эта характеристика указывает на особую связь первых русских князей с божественным началом. Необходима она была для правильного устроения и управления государством, а также для осуществления справедливого суда, на что указывает и относящееся к языческим временам чешское предание о трех дочерях Крока, второго правителя этого племени: «Старшая по рождению называлась Кази; в знании трав, в искусстве прорицания она не уступала Медее Колхидской… Достойна хвалы была Тэтка, рожденьем хоть и вторая… Тэтка научила глупый и невежественный народ поклоняться горным, лесным и водяным нимфам, наставляла его во всех суевериях и нечестивых обычаях. Третья, по рождению самая младшая, но превосходившая всех мудростью, называлась Либуше… и эта, столь славная женщина… стала прорицательницей. Так как она предсказывала народу многое и притом правильно, то все племя, собравшись после смерти ее отца на общий совет, избрало Либуше себе в судьи»[467]. Как мы видим на этом западнославянском примере, волшебство, прорицание, организация культа, управление племенем органично сочеталось в кругу одной семьи. С учетом того, что одной из функций Рюрика было вершение суда, мудрость была для него одним из наиболее необходимых качеств.
Определение «мудр и храбр» безусловно относилось к идеальному правителю, а каким был первый князь в действительности? Никоновская летопись под 864 г. сообщает нам о недовольстве части новгородцев его правлением: «Того же лѣта оскорбишася Новгородци, глаголюще: “яко бытии нам рабомъ, и много зла всячески пострадати от Рюрика и отъ рода его”. Того же лѣта уби Рюрикъ Вадима храброго, и иныхъ многихъ изби Новгородцевъ съвѣтников его»[468]. Этому известию отчасти соответствует и записанное в XIX в. в Олонецкой губернии предание «Юрик-новосел»: «В старину князьки местами жили. Кто где расширился и овладевал местом, тут и жил. И приехал Юрик-новосел из северной стороны, из дальней украины, и распоселился жить в Ладоге. Но тут ему место не полюби, и приезжает он в Новгород Великий, и не с голыми руками, и в союз вступает. И живет он день ко дню, и неделя ко неделе, и год ко году, – и залюбили его новгородцы, что человек он веселого нраву и хорошего разуму и повышает себя житьем-богатством, а тут и побаиваться стали. Вот зазвонили на суем – в колокол, – и выступает этот Юрик-новосел: “Что, – говорит, – честное обчество, возьмите меня в совет к себе, и будь я над вами как домовой хозяин. Только можете ли вы за наряд платить мне половину белочьего хвоста?” Сметили и погадали граждане новгородцы и сказали: “Можем и платить будем половину белочьего хвоста”.
И мало-помалу уплатили они, и им не в обиду это. Вот опять зазвенел колокол, и на сходе собрались, и говорит Юрик: “А что, честное обчество новгородцы, можете ли вы платить мне и весь белочий хвост?” Подумали-погадали и опять сказали: “Можем”, – и платить стали.
Прошло немного, опять в совет собрались: “А что, честное обчество, можете ли половину белочьей шкуры платить?”
И ответ держат: “Можем”.
Еще немного прошло – и в совете опять спрашивает Юрик:
“А что, честное обчество, можете ли вы платить мне и всю белочью шкуру?” Порешили платить и всю белочью шкуру и платили долго.
Видит Юрик, что платят, собрал всех на сходку и говорит: “За белочью шкуру хочу я наложить на вас малые деньги, можете ли вы поднять мне?” И малые деньги они подняли – и поныне помнят этого домового хозяина и в Северной украине, и в Олонецком крае, и в Новгороде.