— Ну, давай, Егор Сергеевич, за удачу! — Обладатель пиджака от «Большевички» поднял наполненную до краев рюмку Его щеголеватый собеседник улыбнулся и звонко чокнулся:

— Давай, Георгий Иванович, тем более что удача нам с тобой не помешает.

Когда опорожненные рюмки были отставлены, Егор Сергеевич наклонился вперед и, понизив голос, заговорил:

— Я тут долго думал, Гера, и вот что надумал, хотя, наверное, тебе моя идея вряд ли сразу придется по нутру… Но ты не торопись, выслушай меня до конца, подумай хорошенько, а потом уж выскажись. Как ты сам понимаешь, наш дорогой Леонид Ильич совсем плох стал — не сегодня завтра окочурится. Уже сейчас идет невидимая война за трон… Вот я и подумал: а чего мы-то с тобой теряемся? Ты, Медведь, создал гигантскую мощную империю, которая невидимой тенью накрыла огромную территорию от Калининграда до Магадана, от Ленинграда до Красноярска. Эта империя — колоссальная транстерриториальная корпорация, и, чтобы управлять ею, старых традиционных воровских навыков уже недостаточно. Но самое главное — пришло новое поколение воров, которым дедовские воровские традиции давно уже не указ. И может быть, законным ворам старой закалки уже нет смысла бороться за чистоту воровского закона? Чтобы твоя империя росла и укреплялась, — нужны новые кадры воров. Потому что главная опасность для нас — это возникновение новой породы беспредельщиков. Вот кто по-настоящему опасен…

— И что же ты, Егор, предлагаешь? — очень серьезно спросил Медведь.

Он и сам давно уже озаботился той же идеей, о которой ему сейчас поведал Нестеренко. Егор Сергеевич был его старинный приятель и, можно сказать, интеллектуальный фундамент той грандиозной воровской империи, которую он, Медведь, начал строить еще в двадцатые годы в Соловецком лагере особого назначения. Там-то он и познакомился с политическим заключенным, академиком Нестеренко.

— Я предлагаю, — все так же тихо говорил Нестеренко, — найти молодого перспективного парня и сделать на него ставку. Он мог бы стать продолжателем нашего дела, а в перспективе — смотрящим всего Союза. Пройдет еще лет десять-пятнадцать — и ты уже не сможешь держать все под контролем. Нас с тобой ждет судьба Брежнева! Ты посмотри: он же живой труп, посмешище! Выживший из ума больной старик не может управлять таким грандиозным хозяйством, как у нас…

Медведь положил нож и вилку.

— Я согласен с тобой, Егор, тебе не надо меня долго агитировать. Я тоже об этом думаю. Но кого? Есть у меня на примете пара-тройка молодых. Здесь, в Москве, в Ленинграде, в Казани. Ты же понимаешь, такой человек должен обладать определенными качествами. А самое главное, чтобы на него можно было положиться как на самого себя.

— Я бы на твоем месте отобрал нескольких кандидатов, Гера.

Присмотрелся бы к ним, а потом начал готовить. Первым шагом могла бы стать их коронация на большом сходе. Второй шаг введение их в элиту. Им можно было бы даже разрешить сделать главную наколку.

— Парящих ангелов? — нахмурился Медведь. — Почетный знак принадлежности к нашему сообществу?

Именно, — кивнул Нестеренко. — Нового лидера впоследствии нужно полностью вывести из тени. Он должен порвать со старыми воровскими традициями и привычками, и стать самым обычным гражданином, о есть, конечно, не обычным, а выдающимся. Неплохо было бы двинуть его по научной или общественной линии, чтобы он стал известным деятелем. Может быть даже и на международной арене.

— Ну, это уже в твоих силах, — усмехнулся Медведь, — ты же у нас академик, экономист-международник…

— Я помогу, — твердо сказал Егор Сергеевич. — Главное, отобрать достойных людей.

— Мне рассказывали об одном молодом воре в Казани, — задумчиво почесал висок Медведь. — Щербатов его фамилия. Кличка Варяг. Из воровской семьи, в пятнадцать лет уже прописался в «малолетке», но главное не в этом.

Очень неглупый, толковый, у него отличная память, в общем, можно сказать, вундеркинд.

— А лет ему сколько, этому казанскому вундеркинду?

— Двадцать…

Егор Сергеевич покачал головой:

— Совсем зеленый. Нет, не годится. Ты к нему, Гера, пока присматривайся, но ему еще рановато. А кто у тебя в Ленинграде есть?

Медведь, видно вспомнив про своего ленинградского кандидата, ухмыльнулся:

— Сам я его не знаю, ни разу не встречал. Но верные люди отзываются о нем очень хорошо. Станислав Бирюков. Сильный, умный, упрямый, справедливый, честный. Хороший кадр. Кстати, имеет высшее образование.

— Да? — оживился Нестеренко. — Это очень кстати. Чем он занимался по жизни?

— Фарцевал, чем же еще! Английские пластинки американские джинсы, французские духи и противо зачаточные таблетки. Но это так, для отвода глаз. А вообще-то у него масса воровских специальностей. Его Смоляной очень ценит.

Он— то про него мне и рассказывал. Как раз накануне своей поездки на рыбалку… -Медведь потянулся к графину с водкой. — Давай помянем Смоляного. По-глупому человек погиб. Странно все это — ехал по пустому шоссе, скорость, правда, была приличная, и откуда ни возьмись МАЗ. Мне звонили рассказывали, что его «Волга» в гармошку сложилась. Его труп из салона пришлось вырезать автогеном…

Нестеренко поднес наполненную рюмку к губам. Со Смоляным, смотрящим Ленинграда, он пару раз встречался в Москве, в доме у Медведя. Смоляной ему не понравился — слишком заносчиво себя держал, в споре частенько балансировал на грани хамства, вообще гоношистый был… Хотя, по отзывам Медведя, смотрящим был честным, аккуратным и строгим.

— Или не по-глупому погиб. Автомобильные аварии у нас в стране редко бывают случайными. Ты же сам знаешь, скольких неудобных людей устранили в таких, с позволения сказать, авариях, — практика наладилась еще при Иосифе Виссарионовиче.

Они, не чокаясь, выпили.

— Скоро придется созывать сход, выбирать нового смотрящего Ленинграда, — продолжал Медведь. — Может, стоит Бирюка двинуть. Момент удобный…

Нестеренко замахал руками:

— Гера, это уже сугубо твое дело. Не хочу ничего слушать. Сам решай — кого поставишь смотрящим, с тем и будем работать. Хочешь Бирюка — давай Бирюка. Но только поторопись. Ленинград — кусок лакомый. Многие захотят его заглотнуть. Как бы там не передрались тамошние воры за место смотрящего…

После убийства Смоляного законные все пристальнее всматривались в молодого ленинградского вора по кличке Бирюк. Он сумел сохранить костяк бригады Смоляного, и уже во время траура его новые подопечные научились заглядывать ему в рот и торопились предугадать любое его желание. Такое верноподданничество осиротелой братвы не доставляло радости лидерам других группировок, и они старались избегать встреч с Бирюком.

Часть группы Смоляного разбежалась к другим паханам, но Бирюк никого не уговаривал. Однако те, кто хорошо знал его, не сомневались, что он сполна рассчитается за подобное предательство.