Д’юппон чуть нахмурилась.

– Конечно. Все вы его девушки. Думаешь, ты одна у него? Да он каждый день меняет их. Точнее, менял. Теперь у него есть я. Не забывайся и иди. Не держись за Добермана, он не принадлежит тебе.

Мира вспомнила, сколько раз Адриан называл ее своей. Он страшный собственник. Это ее бесило, но теперь она немного поняла его чувства. Иногда, когда ты близок с человеком, и видишь, как его уводят, так и хочется рыкнуть: «Убери свои руки, он мой!» Райз посчитала, что имеет право сказать такое об Адриане.

– Нет, – смело парировала Мира. – Он принадлежит мне! Ваша помолвка ничего не значит.

Карин переменилась в лице. Ее серые глаза засверкали. Губы задрожали от злости.

– Да кто ты такая?! Кем ты себя возомнила? Ты обычная шлюшка на побегушках, которая, наверное, несколько лет сохла по моему Адриану! А я помолвлена с ним! Он мой! Нас ждет свадьба! А тебя он просто трахал, пока ждал меня. Ты – обычная грязь. Катись к чертям!

В груди потяжелело. Мира сжала кулаки.

– Ты ошибаешься. Я с ним уже давно. И он относится ко мне по-особенному. Не будет у вас свадьбы.

Д’юппон нервно рассмеялась и сквозь зубы процедила:

– Серьезно? И почему ты так уверена в этом, а? Ждешь от Добермана красивой истории и признаний в любви? Подружка, он не скажет этого тебе и ничего не даст. Он просто играет с тобой. Он даже мне ни разу не признавался, а я с ним целые годы… Что уж говорить о тебе – собачонке?

Мира улыбнулась. Ее улыбка была довольной, сладкой и теплой. А глаза засияли. Внутри она ощутила гордость, триумф. Она насмехалась над Карин.

– Он уже.

Д’юппон застыла.

– Что – уже?

– Он уже признавался мне в любви. Первым. И несколько раз.

Карин рассмеялась. Наигранно и истерично.

– Быть не может!

– А ты проверь, – спокойно сказала Мира. – Спроси своего любимого Адриана. Кого он из нас выберет?

– Неужели? – протянула Карин.

Она стала медленно расстегивать рубашку. Райз удивленно за этим наблюдала.

– Если он так любит тебя, – продолжила девушка, – то зачем же провел со мной прошлую ночь?

Мира увидела засосы на груди и ключицах Д’юппон. Они были замазаны толстым слоем тонального крема, но все равно хорошо просвечивали.

Райз охватили грусть и отчаяние. Он правда сделал это? Правда провел ночь с Карин и оставил все эти засосы?

Спокойно! Спокойно, девочка. Этому есть объяснение. И его даст Адриан, когда явится.

– Что, уже не так уверена в себе? – усмехнулась Карин.

Дверные замки снова защелкали. Спустя секунду вошел довольный Доберман. Он, слегка побитый и взъерошенный, держал в одной руке какой-то пакет с продуктами, в другой ключи. Он прошел в коридор.

– Мира, папочка дома!

Едва парень вышел из-за угла, как на него уставились две пары глаз. Он застыл. Улыбка медленно сползла с лица.

– К-Карин? – выдавил он.

– А вот и наш дамский угодник! – торжественно произнесла Карин.

Она запахнулась и направилась к нему походкой от бедра.

– Родной, тут одна из твоих баб все никак не уймется!

Но она не успела подойти к Адриану. Он подскочил к Мире, закрыв ее рукой, как бы защищая.

– Она тебе ничего не сделала? – тихо спросил он.

Карин замерла. Ее глаза округлились.

– Рин?… Рин, что ты делаешь? Зачем говоришь с ней? Ты защищаешь ее? От кого? От меня?…

Райз сделала шаг назад, чувствуя беду. Ничего! Адриан переживет. Ему предстояло пережить нечто еще более страшное – допрос. Допрос с пристрастием об источнике этих засосов.

– Послушай, Карин. Давай без истерик. Ты же сама прекрасно понимала – это были указания моего отца. Не мои. Я не хотел и не хочу жениться на тебе.

Она скрестила руки на груди. Губы задрожали.

– Но как? Мы же… Мы же встречались раньше. И нас сосватали. Мы уже помолвлены!

– Свадьбы не будет.

– Будет! – рявкнула она. – Будет! Все будет так, как запланировано! Ради чего ты хочешь все разрушить?!

Адриан сглотнул. Но ему не было жалко. Он привык не испытывать к людям жалости. Не столько от жестокости, сколько из чести. Жалость – унижающее чувство. Клейн не давал себя жалеть и никого не жалел сам.

– Ради нее, – сказал он и указал за спину, на Миру. – И ради себя. Я не стану делать то, что мне велят. Я не буду твоим мужем. Я не брошу Миру. Я не брошу учебу, свою работу и не пойду по отцовским стопам, если это даст мне свободу.

– Свободу от чего? – прошептала Д’юппон.

– От отцовской воли. Я делаю, что хочу. Если будет надо, я разберусь с ним. Но не дам ему контролировать меня.

– Хочешь перечить отцу, как твой паршивый сводный братец?

Клейн холодно кивнул.

Карин снова рассмеялась. Резко и громко, словно она сходила с ума. Потерев лоб, она стала мерить шагами комнату.

– Давай-ка проясним. Ради свободы ты бросаешь: красавицу-жену, то есть меня, огромный бизнес и жизнь в достатке, семью, и вообще все?

Она выжидающе посмотрела на Клейна. Он плотно сжал губы.

– Ты красавица, но мне не жена, и я не хочу жить с тобой. Огромный бизнес меня не интересует, я не хочу его. Жизнь в достатке скучна. И у меня нет семьи – только деспот-отец. Значит, я ничем не жертвую. Бросаю все, что есть, но это мне и не дорого. Я получу больше, чем потеряю.

– Да что ты несешь… Что ты из себя представляешь без отца?…

Адриан ухмыльнулся и обнял любимую подопечную за плечи.

– Да к черту его! Я вдруг понял, знаешь, благодаря тебе! Мне не жалко отречься от него. Пока он содержит меня и контролирует, я действительно никто. Обычный отпрыск голубокровый, который ничего не сделал и только требовал. Но у меня есть способности что-то сотворить. – Клейн всплеснул руками. – Я могу! Я могу сам сделать чертов бизнес. Могу сам себя содержать и делать, что хочу. Я не такой уж и засранец. Эту истину мне раскрыла она.

Адриан ткнул Мире в бок, и она подскочила.

– Ее можно любить просто за это. Но у нее еще больше крутых качеств.

Д’юппон остолбенела. «Любить»? Доберман сказал «можно любить»? Да что эта девчонка сделала с ним?!

Заскрипев зубами, Карин резво направилась к выходу. В ней бушевали негодование и злость. Она не понимала действий, которые совершал ее жених.

Нет, бывший жених.

Клейн бросился за ней. Он нагнал девушку у выхода, и резко развернул к себе. У нее даже не было слез – элементарная ярость.