Она повела его через весь двор, мимо короля – тот, стоя рядом с Уиллом подле кареты, что-то обсуждал с двумя офицерами, тоже уцелевшими в бойне. Времени у них остается в обрез. В соборе уже наверняка обнаружили горы трупов.

Внизу лестницы, что сбегала к реке, у самой воды стояла фея. Каменный рукав причала выдавался далеко в воду, по которой сплошной коркой грязи лениво сплавлялся мусор и городские нечистоты. Но фея не отрывала глаз от воды, словно видела там лилии родного озера.

Она убьет тебя, Джекоб.

– Оставь меня с ним наедине, Нессер, – приказала она.

Гоилка поколебалась, но в конце концов, подарив Джекобу полный ненависти взгляд, неохотно поднялась по лестнице.

Фея погладила себя по лилейно-белой руке. Джекоб разглядел крошки ивовой коры.

– Ты многое поставил на кон… И проиграл.

– Проиграл не я, мой брат.

Он так устал. «Ну давай, убивай, что ли», – пронеслось в голове.

Фея глянула туда, где Уилл стоял рядом с королем. Сейчас, как никогда прежде, было очевидно: эти двое составляют одно целое.

– Он живой оплот всех моих надежд, – сказала фея. – Ты только взгляни на него. Камень во плоти. На что не пойдешь ради любви…

Она отвернулась.

– Я возвращаю его тебе, – проговорила она. – С одним условием. Спрячь его далеко-далеко, как можно дальше, чтобы я не смогла найти. Если найду – убью.

Не иначе, ему все это снится. Ну конечно. Обычный горячечный бред. Должно быть, он до сих пор лежит в соборе, а ее мотыльки все еще запускают яд ему под кожу.

– Почему? – Одно лишь слово, но он и его-то вымолвил с трудом.

Зачем ты спрашиваешь, Джекоб? Зачем тебе знать, сон это или явь? Даже если сон – так ведь хороший. Она возвращает тебе брата.

Она все равно ему не ответила.

– Приведешь его в здание возле ворот, – бросила она и снова повернулась к воде. – Только поторопись. И остерегайся Кмена. Он не любит терять свою тень.

Яшма, оникс, лунный камень. Джекоб проклинал свою человеческую кожу, когда, опустив глаза, переходил нескончаемую площадь двора. Ведь ни один из этих гоилов не знает, кому обязан своим спасением. По счастью, каждый из них был занят своим делом – кто заложников охранял, кто за ранеными присматривал, – так что он благополучно добрался до карет, и его ни разу не окликнули и не остановили.

Король все еще совещался с офицерами, алебастровые гоилы пока не вернулись. Принцесса подошла к супругу и долго его о чем-то уговаривала, пока тот не внял увещеваниям и раздраженно не повел ее куда-то. Уилл проводил короля глазами, но за ним не последовал.

Пора, Джекоб!

Рука Уилла сама схватилась за саблю, едва Джекоб показался из-за карет.

В салочки поиграем, Уилл?

Оттолкнув двух гоилов, брат кинулся к нему. Раны, похоже, ему уже почти не мешали. Не слишком быстро, Джекоб. Дай ему приблизиться, как ты в детстве делал. Обратно за кареты. Теперь вдоль барака, в котором заперты заложники. Следующее здание – как раз у ворот. Джекоб распахнул дверь. Темные стены, заколоченные окна. Пятна света на грязном полу, будто молоко разлили. В следующей комнате пустые койки для холерных больных. Джекоб притаился за дверью. Все как тогда.

Уилл дернулся от неожиданности, когда дверь за его спиной захлопнулась, и на миг лицо его приобрело то же изумленное выражение, что и в детстве, когда Джекоб вот так же его подлавливал где-нибудь за деревом в парке. Однако ничто в его взгляде не говорило о том, что Уилл его узнал. Это был чужак, хоть и с лицом брата. Но золотой мяч тем не менее поймал. У рук своя память. Уилл, лови! Золотой мяч проглотил его, как лягушка комара, а во дворе каменный король уже строго озирался, разыскивая глазами свою тень.

Джекоб поднял мяч и сел на одну из коек. С золотого шарика на него глянуло его собственное, до неузнаваемости искаженное лицо – почти как в отцовском зеркале. Он не смог бы сказать, что именно заставило его подумать о Кларе – быть может, больничный запах, неистребимо въевшийся в эти стены, совсем не такой и все-таки такой же, как в другом мире, – но на миг, лишь на кратчайший миг он поймал себя на мысли, что золотой мяч можно ведь просто-напросто где-нибудь забыть. Или спрятать на дно сундука в трактире у Хануты.

Что с тобой, Джекоб? Неужто жаворонковая вода все еще действует? Или ты боишься, что твой братец, даже если фея сдержит слово, навсегда останется чужаком с ненавистью в глазах? Ненавистью к тебе.

Она появилась в дверях внезапно, словно в ответ на его мысли.

– Смотри-ка, – сказала она, разглядывая золотой мяч в руках у Джекоба. – Давным-давно, когда тебя и твоего брата еще на свете не было, знавала я одну девушку, которая с этим мячом игралась. Она этим мячиком не только жениха словила, но и свою старшую сестру и потом десять лет ее не выпускала.

Фея подошла к Джекобу и требовательно протянула руку.

Не сразу, но он все-таки отдал ей мяч.

– До чего же жалко, – вымолвила она, поднося мяч к губам. – С нефритовой кожей твой брат гораздо красивей. – С этими словами она подышала на блестящую поверхность мяча, пока золото не затуманилось.

– Ну что? – спросила она, перехватив его настороженный взгляд. – Ты поверил не той фее. Есть кое-что, о чем моя сестрица тебе не сказала. – И она подошла так близко, что он почувствовал у себя на лице ее дыхание. – Всякий человек, дерзнувший произнести мое имя, от этого умрет. Смерть будет долгой, как и подобает мести того, кто сам бессмертен. Тебе остается, быть может, от силы год, но уже очень скоро ты свою смерть почувствуешь. Показать ее тебе?

Она положила руку ему на грудь, и Джекоб ощутил пронзительную боль где-то над сердцем. На рубашке проступила кровь, а когда он ее распахнул, то увидел, что моль у него на груди ожила. Пытаясь ее согнать, Джекоб схватил моль за разбухшее брюшко, но лапки так глубоко впились в его тело, что ему показалось, он сейчас вырвет из груди собственное сердце.

– Говорят, люди зачастую чувствуют любовь почти как смерть, – сказала фея. – Это правда?

Она раздавила моль у него на груди, и там снова остался только розоватый отпечаток. Но сердце все еще колотилось как бешеное.

– Выпустишь брата, когда дымка на золоте исчезнет, – молвила Темная Фея, вкладывая ему мяч обратно в руку. – Тебя и тех, кто с тобой, у ворот ждет карета. Но не забудь, что я тебе сказала. Спрячь его от меня далеко-далеко, как можно дальше.

Высокая башня, опаленные стены. Свежие волчьи следы. Казалось, они уехали только вчера. Но когда Джекоб остановил лошадей под деревьями, позади от колес кареты по первому снегу тянулись две черные колеи.