По щекам Элизабет покатились слезы, и она нетерпеливо смахивала их рукой. Один взгляд на мужа дал ей понять, что ее признание снова привело Джеффри в бешенство. Он задыхался, словно получил удар в живот, и Элизабет заплакала сильнее, потому что это она причинила любимому боль.

– Я виновата в непослушании, неверности и недостатке терпения. Полностью признаю свои прегрешения и согласна обрезать волосы и целый год ходить в крестьянской одежде, если такого искупления будет достаточно. Но, Джеффри, сегодня вечером я поняла, что мой план никуда не годен. Однажды я доверилась тебе, а поездкой к Руперту показала, что все-таки не верю. Я совсем запуталась, Джеффри. Поклялась отомстить за смерть родителей, а потом поклялась тебе и теперь не знаю, что делать. Не такая я и кровожадная. Смерть Белвейна отца не вернет, и я не могу постоянно думать об отмщении – это против моей натуры. – Краем плаща Элизабет размазала слезы по щекам.

Ей так хотелось, чтобы Джеффри что-нибудь сказал. Все равно что. Или закричал. Но только бы показал, что она не убила в нем чувства, которые он к ней испытывал.

– Если ты решил не искать доказательств вины Белвейна, пусть так и будет.

Прошло немало времени, прежде чем барону удалось успокоиться. Его даже озноб прошиб, когда он понял, как был близок к тому, чтобы потерять жену. Опасность затаилась рядом. А Элизабет не имела о ней ни малейшего представления. В этом был и его грех. Да, он виноват. Не проявляй он такого упрямства, стараясь поставить на место жену, ничего бы этого не произошло. Но Элизабет сама только что призналась, что ехала к другому, потому что перестала верить мужу и захотела, чтобы за нее отомстил Руперт. Явная неверность в поступках и помыслах. Он еще вернется к этому. А теперь важно не поддаться настроению и не принять поспешных решений, которых в будущем не поправить. Потребуется время, чтобы все хорошенько обдумать. Время и разлука с женой.

– Элизабет, это Руперт организовал преступление.

Вначале смысл его слов не дошел до жены. Она затрясла головой, стараясь отогнать от себя то, что только что услышала. Нет… нет! Он был мужем Маргарет. Не мог же он…

– Он скрывался у себя в комнате, – продолжал барон, наблюдая за игрой чувств на лице Элизабет, – потому что ждал, пока заживет рана.

Жена была слишком потрясена, чтобы отвечать. У нее в голове не помещалась вся чудовищность происходящего.

Джеффри спешился и спустил ее на землю.

– Это правда. Ты угодила бы прямо в пекло и догадалась об этом, когда было бы слишком поздно.

– Как тебе все удалось выяснить? – только и смогла произнести Элизабет.

– С самой первой минуты, как только ты мне рассказала о нападении, я начал подозревать Руперта. Его внезапная болезнь и отказ сопровождать жену в Монтрайт показались мне сомнительными. Потом приехал Элслоу и сообщил, что Руперт – один из выступающих против Вильгельма бунтарей, но не догадывается, что сакс способен объявить о его предательстве. Последнее доказательство я получил от гонца – не второго, а первого. Обиженный слуга обмолвился, что рана господина плохо заживает. Прибавь сюда тот факт, что Руперт не явился по моему вызову… Да, Элизабет, он именно тот, кто стоит за всем преступлением. Клянусь жизнью!

– Боже мой, он убил Маргарет, – прошептала девушка. – А ты ехал, чтобы встретиться с ним и положить конец кошмару и моему мучению Джеффри, я…

– Да, я ехал туда, – ответил барон, и его голос снова посуровел, – но не затем, чтобы положить конец твоим мучениям. Ты слишком высоко себя ценишь, миледи, если думаешь, что все мои помыслы только о тебе. Руперт напал на то, что принадлежало мне, а твой отец был мне верным вассалом. Монтрайт – лишь одно из моих владений, но я защищаю всю свою собственность. И не отступаюсь ни от кого, кто поклялся мне в верности. Твой кошмар принадлежит тебе одной, Элизабет, и мучения – это твои мучения. Ты ничего не видишь дальше собственного носа и думаешь лишь о себе. Эгоистичность и глупость – самое опасное сочетание черт характера.

Джеффри заметил, что его слова ранили жену, но был слишком зол, чтобы извиниться. В конце концов, она только что призналась сама, что оказалась изменницей. Прибавить к тому же ее легкомыслие, из-за которого она чуть не угодила в ловушку – в лапы к убийце. Барон дал полную волю собственному гневу и выплеснул его на жену.

– Слишком высоко себя ценю? – едва различимый вопрос Элизабет застал рыцаря врасплох. – Тогда скажи, чего же я стою?

Джеффри думал, что его отповедь разозлит жену, и ожидал от нее такого же тона. И теперь откровенно растерялся – оказывается, он хотел хорошей перебранки. Рыцарь пристально посмотрел на Элизабет: голова высоко поднята, плечи развернуты, гордость во всей осанке, но во взгляде ни самодовольства, ни гнева. Он посмотрел в ее глаза и увидел в них лишь поражение… поражение и раскаяние.

– Не спрашивай меня, – огрызнулся барон, – а то я могу сказать что-нибудь такое, о чем потом буду сильно жалеть. Ты, как никто другой, умеешь выводить меня из себя. – Джеффри стиснул кулаки за спиной, но покорность жены его немного успокоила. – Не могу взять в толк, почему сегодня ты со мной совершенно не спорила. Видимо, поняла, что на этот раз зашла слишком далеко.

Элизабет не приняла его вызова и лишь переменила тему:

– Но почему Руперт? Неужели он тоже захотел завладеть Монтрайтом?

– Не думаю, – отозвался Джеффри. – Ему нужны беспорядки.

– Маргарет была такая нежная, такая любящая, а он ее убил…

Их разговор прервал крик Роджера:

– Ястреб, разведчики возвращаются!

Элизабет и Джеффри как по команде повернули головы.

Джеймс спешился и поспешил к господину:

– Идут по этой дороге. Числом превосходят нас втрое. Следуют с востока.

– Руперт? – Элизабет вопросительно подняла глаза на мужа. Она вся дрожала и никак не могла взять себя в руки.

Барон молча сгреб жену в охапку и посадил на кобылу.

– Организуй охрану, – бросил он Роджеру, а сам вытащил меч из ножен и принялся строить людей.

Солнце медленно садилось за горизонт, окрашивая поверхность озера в мягкий оранжевый цвет.

Еще полчаса, и на лес опустится непроглядная тьма. Роджер взял кобылу Элизабет под уздцы и повел подальше от воды, под сень двух высоких деревьев. Потом кивнул Джеймсу и двум другим воинам, и конники тут же окружили миледи.

– Не отходите от нее ни на шаг, – приказал рыцарь и тут же поправился:

– Знаю, вы ни за что не отступите.

Своим приказанием он оскорбил воинов. Те, как и он, скорее умрут, но не дадут в обиду госпожу.

– Храни тебя Господь, – прошептала Элизабет Роджеру. Тот кивнул и повернул коня к господину. – А ты храни моего мужа, – сказала девушка одними губами в спину удаляющемуся рыцарю.