Если основная роль зрительного воображения заключается в том, чтобы сделать возможным осознанное зрительное восприятие, то зачем это воображение нужно слепому человеку? Что происходит с его нейронным субстратом, со зрительной областью, которая занимает почти половину общей площади мозговой коры? Нам известно, что у взрослых людей, потерявших зрение, происходит частичная атрофия в синапсах и проводящих путях, идущих от сетчатки к зрительной коре, но эта атрофия практически отсутствует в самой зрительной коре. Функциональная МРТ показывает, что в подобной ситуации не происходит уменьшения активности в зрительной коре – наоборот, мы наблюдаем нечто абсолютно противоположное: активность и чувствительность зрительной коры повышается. Зрительная кора, лишившись зрительных рецепторов, остается нетронутым нейронным угодьем, готовым принять новую функцию. У некоторых людей, как у Тореи, например, может произойти расчистка и перепрофилирование значительной части коркового пространства для формирования зрительных образов. У других, как у Халла, например, часть зрительной коры стала использоваться для обработки данных других органов чувств – слухового восприятия, тактильного и т.д.[82].

Такого рода перекрестная активация, минимизирующая поражения мозга, помогает нам ответить на вопрос, как некоторые слепые люди, такие как Деннис Шульман, могут «видеть» шрифт Брайля, когда читают его своими пальцами. Это нечто большее, чем иллюзия или прихотливая метафора, – это отражение того, как работает наше сознание, поскольку есть убедительные доказательства того, что при чтении шрифта для слепых происходит мощная активация зрительной коры головного мозга. Об этом сообщают Садато, Паскуаль-Леоне и другие. Такая активация даже при полном отсутствии нервных импульсов, поступающих с сетчатки, может стать основой нейронной системы глаза разума.

Деннис Шульман говорит, что обострение восприятия усилило его чувствительность в отношении тончайших нюансов человеческой речи и того, как человек себя позиционирует. Своих пациентов он распознает теперь по запаху и часто улавливает состояния напряжения или тревоги даже тогда, когда сами пациенты об этом не подозревают. Деннис считает, что стал более чутким к эмоциональному состоянию других людей после потери зрения, так как теперь ему не мешает их внешний вид, который большинство людей умеет ловко подделывать. Напротив, голоса и запахи могут раскрыть подлинное состояние человека.

Обострение других чувств, происходящее при утрате зрения, позволяет слепым приспосабливаться к своему состоянию самыми разнообразными способами, используя «лицевое зрение», звуковые и тактильные сигналы для оценки размеров данного пространства, расположения в нем людей и предметов и пр.

Философ Мартин Миллиган, которому в двухлетнем возрасте удалили оба глаза в связи со злокачественной опухолью, так описывает собственный опыт слепоты:

«Люди с врожденной слепотой, сохранившие слух, не просто слышат звуки – они способны «слышать» предметы (то есть судить об их присутствии на слух), когда те находятся рядом, при условии, что они расположены не слишком низко. Точно так же слепые могут на слух судить о контурах в своем непосредственном окружении. Такие «молчаливые» предметы, как фонарные столбы или припаркованные автомобили с выключенным двигателем, я могу хорошо слышать, приближаясь к ним и проходя мимо, как предметы, уплотняющие атмосферу, поглощающие или отражающие звук моих шагов и прочие тихие шумы. Для того чтобы услышать предмет по эху, не обязательно самому издавать звуки, хотя это очень помогает. Предметы, расположенные на уровне головы, как-то воздействуют на потоки воздуха, достигающие моего лица, что помогает мне опознавать эти предметы. Наверное, поэтому многие слепые называют такой тип распознавания «лицевым» чувством».

Лицевое зрение такого рода сильнее всего развито у людей, родившихся слепыми или потерявших зрение в раннем детстве. Писатель Вед Мехта, который ослеп в возрасте четырех лет, так хорошо развил в себе эту способность, что уверенно ходит по улице без трости, и посторонним людям подчас трудно поверить, что перед ним слепой.

Многим лишенным зрения людям достаточно звуков собственных шагов или стука трости, но описаны и другие формы эхолокации. Бен Андервуд разработал систему звуков, которые он издает ртом, а потом, как дельфин, улавливает отраженные звуки, определяя расположение отражающих звук предметов. Он достиг такого совершенства, что может играть в футбол, не говоря о шахматах[83].

Слепые люди часто говорят, что использование трости дает им возможность «видеть» окружающее пространство, так как движение, прикосновение и звук немедленно трансформируются в «визуальную» картинку. Трость служит сенсорному замещению и расширению. Но можно ли представить слепому более подробную картину мира, используя для этого современные технологии? Пол Бах-и-Рита был первопроходцем в этой области и посвятил десятки лет тестированию всевозможных сенсорных заменителей, параллельно занимаясь разработкой устройств, помогающих слепым полнее использовать возможности тактильного восприятия. В 1972 году он опубликовал пророческую книгу, в которой рассмотрел все существующие в мозгу механизмы, с помощью которых можно реализовать сенсорное замещение. Эти замещения, подчеркивал автор, зависят от пластичности мозга (то, что мозг остается пластичным и в зрелом возрасте, было по тем временам революционным воззрением).

Бах-и-Рита думал о возможности установить на коже искусственные рецепторы, соединенные с видеокамерой, чтобы создать «осязательную картину» окружающего мира. Это могло сработать, думал он, так как в мозгу тактильная информация организована по чисто топографическому принципу, а топографическая точность очень важна для создания имитации зрительной картины. Со временем он начал использовать крошечные сетки, состоявшие из сотни электродов. Решетки помещались на самое чувствительное место человеческого тела – на язык. (На поверхности языка больше всего чувствительных рецепторов, и соответственно представительство языка является одним из самых больших в коре головного мозга, – по этой причине язык идеально подходит для сенсорного замещения.) С помощью этого устройства размером с почтовую марку пациенты Бах-и-Рита могли формировать «зрительные» картины с поверхности языка.