И явен лишь только сдвиг этот, а всё остальное — ничто, мираж, пустота. Обман. Ловушка. Линии, линии…

Что это? Что происходит?

— Ты стал другим. Ты прошёл… Эта яма — не бездонна. В неё нельзя падать вечно. Ты упал на самое дно. Когда-то надо было упасть. Нельзя бесконечно заглядывать в яму. Перепрыгнуть через неё не удастся. Есть только один путь — вниз. А потом вверх. И вперёд.

— А что впереди?

— Ужин. Райская трапеза. Не бойся. Это совсем не страшно.

— Наркоз?

— А зачем он? Я же сказал — это совсем не страшно. И не больно. Разве только чуть-чуть. Ну, пошли потихоньку. Пора.

Птицы. Очень много птиц. Над головой — водовороты в небе, воронки, чёрные волны.

Это не мой мир. Лучше он или хуже моего — не знаю. Другой. Совсем другой. Наверное, это хорошо. Мне уже нечего терять в моём мире. Впрочем, он никогда и не был «моим». Разве только самой малой частью своей я принадлежал ему, а он мне — не принадлежал ни единой, даже самой ничтожной частицей. Он милостиво позволял мне жить, как дворняжке у порога, которую просто лень прогнать. Он уверился в моей безобидности… Скорее всего, он ошибся. Тем хуже для него. Ведь, возможно, я в него ещё вернусь. Но только другим, совсем другим.

Потому что тот, кто увидел иное небо и иную землю — обретёт и иные глаза. Замёрзшая, мёртвая, прозрачно-синяя святая вода в чашах глазниц с навеки застывшим в них взмахом снежных ангельских крыльев.

Не смотрите в эти глаза! Никогда не смотрите в них!

— Возможно, ты думаешь, что уже умер. Нет, пока ещё ты на Земле.

— Всё по другому… Не так…

— Что? Ах, да… Ну, это легко объяснить. Ты потерял сознание. Так бывает. Почти всегда и почти со всеми.

— Со всеми? С кем это — «со всеми»?

— Ну, видишь ли…

Я покачнулся и Ангел подхватил меня под локоть.

— Надо в машину. Стекло опустим, я ехать буду очень медленно. Надеюсь, тебя не вырвет…

— Ты на вопрос не ответил.

— Помню, помню…

Оказывается, я лежал недалеко от дороги. Метрах в трёх от обочины. Пыльной, серо-жёлтой обочины.

Но как же здесь много травы! Такой высокой травы. Она подступает вплотную к дороге, бесстрашно прижимаясь, почти охватывая чёрную асфальтовую полосу, насквозь прорезавшую поля и леса тихой этой земли. И трава эта словно медленно, но неотвратно затягивает резаную рану, глубокий шрам с хирургически-ровными краями.

Здесь побеждает трава. Здесь дышится по другому.

— Так, я дверь открою… Давай, на сиденье опирайся.

— Я не первый через это проходил?

— Экий ты, Серёжа, странный. Уже и к раю ревнуешь. Нет, конечно, далеко не первый. Первый, кто через это проходил, был, пожалуй, ещё одет в шкуру пещерного медведя.

— Что, уже и тогда ангелы по земле бродили?

— А почему бы им не бродить? Человек с тех пор нисколько не изменился. Мода только на одежду меняется. Вот с тех самых пор и ходим…

— Слушай, Ангел…

Я схватил его за ворот рубашки и притянул к себе. Для него это было явно неожиданно — он отпрянул назад, так, что ворот натянулся и верхняя пуговица, оторвавшись, отлетела в сторону, и земной, знакомый, пугливый отблеск мелькнул в глазах его.

— Ты чего?!

В его голосе был испуг. Искренний, без малейшего шутовства. Без фальши.

Неужели и он изменился? Что произошло? Ангел, творец Земли и Неба, поставщик изысканнейших блюд к столу Господа, шеф-повар небесной кухни и… испугался?

— Слушай, Ангел, а когда людей на свете не было… Ну, скажем, миллионов шестьдесят лет назад. Кем Господь питался?

— Отпусти, — сказал Ангел.

Голос его звучал строго и властно. Он по прежнему хотел казаться всё тем же Ангелом — всемогущим владыкой и повелителем беспомощных земных марионеток. Их судьёй, спасителем и палачом.

Но что-то явно изменилось и в нём. Он явно стал другим.

Или перемены во мне показались ему слишком пугающими?

— Не надо так делать!

Я отпустил его. Столь же резко, как и схватил. Он качнулся и схватился за дверцу машины, чтобы удержаться.

У него был совсем человеческий, растерянный взгляд.

— Я то думал — у тебя и сил почти не осталось. На этом этапе каждый второй ломается.

— Я уже столько раз ломался… Я уже нечувствителен ко всем этим… переломам. Так кого Господь кушал?

— Да пошёл ты!

Ангел в ярости захлопнул дверцу, обошёл машину и сел со стороны водителя.

— Какая тебе разница? Кого надо, того и жрал! Зациклился, честное слово…

— Это не я зациклился. Это вы, палачи небесные, на утробе своей зациклились. Это ваши мозги стали маленькие, с грецкий орех. Такие маленькие, что только одна мысль в них и помещается: «Кого бы ещё сожрать?» А перед тем…

— Ты ничего не понимаешь! — закричал Ангел и, совсем уже выйдя из себя, ударил кулаком по приборной доске. — Ничего! Безмозглый!

— Твоими трудами, между прочим, — заметил я.

— Вас истребить — проще простого, — прошипел Ангел (словно от внезапно нахлынувшей злости он не мог уже кричать). — Всех, до единого. Одним ударом, одним взмахом руки. И не надо никакой комедии, никаких разговоров о всеобщем спасении, воскресении умерших, Страшном Суде и прочей глупости. Только один удар — и вас нет. Нет вашей Вселенной, нет ваших страстей, ваших подлых и глупых мыслишек, ваших тщетных, бесполезных надежд, ваших примитивных, пустых и чертовски утомительных молитв от которых у Господа голова уже скоро распухнет. Для Него все эти ваши мольбы — просто хрюканье свиней в загоне перед отправкой на бойню. Поначалу забавно, но через две-три тысячи лет — просто бесит! Милости вам, милости! О, безусловно! Но чем вы её заслужили?! Вы ничем не лучше тех, кто был до вас. Мамонтов, динозавров, амфибий, микроорганизмов в доисторическом океанском бульоне. Они тоже хотели жить! Все хотели, все до единого! Но их нет. Теперь уже никого из них нет. Вы, кажется, не склонны устраивать по ним поминки? Вы не оплакиваете сотни миллионов живых существ, в муках оставивших этот мир. Вы придумали красивое слово — «эволюция». И сразу успокоились. Вот он, рецепт спокойствия — придумать красивое слово. Слово, в которое можно закутаться как в одеяло и спокойно заснуть. Длинное, тёплое слово. А, может, лучше сбросить это одеяло и почувствовать спасительный холод пробуждения?! Никакой эволюции нет! Нет! Есть только постоянно совершенствующаяся райская кухня. Всё более и более изысканные и питательные блюда. На сковородке…

— А я думал — сковородки в аду.

От замечания моего Ангел сразу осёкся и замолчал.

— Нет, — минуты через три продолжил он. — Там их нет. Они нашли другой способ… Какой-то другой… Но с нами не делятся.