– Я все расскажу, записывайте, – сказала Инна, с опаской косясь на вмятину в двери.

– Дурак, какой же ты дурак, Трофимов! Раз, два, три, четыре! Дурак, какой же ты дурак! Раз, два, три, четыре, – ругался Веня, прыгая под окнами дома. – Мама была права, нельзя ходить зимой в ботинках на тонкой подошве. – Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре!

– Долго еще будешь скакать тут, как стрекозел? – послышалось за его спиной. Трофимов обернулся и выронил букет в снег. Неловко поднял его и спрятал за спину.

– А что? – поинтересовался он.

– Ничего, – она пожала плечами и склонила голову набок, разглядывая его чуть насмешливо. Она всегда любила так смотреть – оценивающе. На ней было серое пальтишко с капюшоном, черные волосы распущены, в ушках две жемчужины, такие же по цвету, как ее глаза, дымчато-серые. Ничего особенного в ней не было! Ничего!

– Зачем ты приехал? – спросила Эльза.

– Мама мне мозги вправила.

– Я спрашиваю, за каким хреном ты приперся сюда?

– Потому что люблю тебя, – пожал плечами Трофимов. О да, она умела смотреть так, что становилось жарко.

– Неужели? А я думала, что ты никогда меня не простишь, – она сощурила глаза. – Ладно, пойдем. Замерз, наверное? Я уже три раза чайник ставила. Спустилась вот поинтересоваться, ставить ли его четвертый раз.

– Не знаю, не знаю, – сказал Веня.

Она вошли в лифт, Трофимов нажал на восьмой этаж и протянул Эльзе букет.

– Ты же знаешь, я не люблю срезанные цветы.

– Знаю.

– Так зачем купил?

– Захотелось, вот и купил.

– Какой же ты…

Он притянул ее к себе, потянулся к губам – лифт дернулся, свет погас.

– Застряли, – вздохнул Веня. Эльза раздвинула чуть-чуть двери.

– Трофимов! – закричала она. – Кажется, в этот раз мы доехали до седьмого неба!