продолжим, продолжим «выявлять атмосферу»: ну, почему всё-таки заявил умный человек : «Откуда в Тьмутаракани взяться таланту?!». А газета всё-таки выражает «атмосферу» – да и саму жизнь, где и варятся эти самые таланты. Вспомним еще: литературное объединение (почти на 100 процентов «стихотворное»), находится при газете… На прозу, более-менее крупную, местные таланты и не замахивались. А если и замахивались… Лучше бы не замахивались.

Итак, перед нами обычный, типичный день литературного сотрудника местной газеты. Часам к 9 утра едет он в редакцию, едет на автобусе, разбитом, пропылённом, битком набитом. Ну, пусть это будет зима. Мороз такой, что стёкла заиндевели напрочь – крепкая, толстая, снежно-ледяная «изморозь» – до весны! Ничего не видно. Проскребать окошечки на стёклах бесполезно… Кондуктор – толстая, горластая баба средних лет, то и дело орущая : «Кто еще не заплатил за проезд?!» – остановки, впрочем, объявляет. Протискивается взад и вперёд через плотную массу народа – и орёт.

Автобус тащится еле-еле, на последнем издыхании, поминутно тяжко ревёт : б-з-з-з-з!

Думаю, кое-кто вспомнил эту картину.

Давайте уж и про лето заодно, коли про зиму написали. У нас ведь самая тьмутараканистая Тьмутаракань, в самой глубине Евразии: если уж зима – самая зимняя зима, ну, и лето соответственно – где-нибудь в Европе при такой жаре чрезвычайное положение объявляют, здесь же никто даже кепочку не нацепит, и косыночку не накинет, и в тень не уйдёт. Независимо от возраста. Поэму бы на эту тему писать! Некому… Таланта соответствующего нету. Нет, серьёзно : такую тему даром отдаю! Не пишут…

Что ж, тогда сермяжной газетной прозой : до нужной остановки кое-как доехали, порог редакции уже переступаем… Сели за стол, на столе телефон, одно из главных орудий труда корреспондента. Если б он имелся дома – насколько это упростило бы жизнь трудяги-щелкопёра! Однако дома телефона в те годы – почти ни у кого… Впрочем, куда бы ты в этот день ни ехал, где бы ни был, а в редакции появиться надо… желательно…

Стол пуст, блокнот пуст, строки нужны. Надо ехать, «идти в народ». Предварительно, конечно, договорившись о встрече по телефону. Позвонил туда, сюда, еще кой-куда… Договорился, кто может сегодня – именно сегодня! – встретиться, поговорить. Как правило, это или секретарь партийной организации, или председатель профкома : он и сам чего-нибудь расскажет, и еще, с кем надо, сведёт. Один «заход в народ» должен обеспечить строками не на один день! (Вот на этом моменте и «горели» все «зубры» и «киты» из больших газет, залетавшие в газету тьмутараканскую: один день они материал, строки собирают, другой день – пишут; один день у них получается без строк. А строки нужны каждый день!).

Опять в автобус, б-з-з-з! – поехали… Партийный секретарь – он всего лишь контактное лицо, передаточный механизм, ключик, открывающий двери. Без его участия никто ничего корреспонденту говорить не станет. А так… Ну что ж, надо так надо. Хотя… Думается нашему пенсионеру сейчас : какой ерундой, чепухой, бессмыслицей заниматься приходилось! Какие-нибудь «производственные проблемы» обсуждать, даже в технологию вникать… А еще и покритиковать надо… Обязательно надо! Газета – орган городского комитета партии (прежде всего), так что указать, подсказать следует, поправить «товарищей на местах»! И «товарищи» должны отреагировать на критику, исправиться – и прислать а редакцию ответ. Это поддерживало «рейтинг» газеты – и самого корреспондента.

Ну, это ладно, еще куда ни шло : партия действительно занималась всем, всегда и везде.

А вот «социалистическое соревнование», «перевыполнение плана», «пятилетка за три года» – это чистое словоблудие. Люди просто ходили на работу, старались побольше заработать, ни о каких пятилетках не думали, тем более – с кем-то «соревноваться»! Но кто-то в конторе сидел, перевыполнение подсчитывал, «трудовое соревнование» организовывал, «три за пять» выводил – и плакаты развешивал : «Слава труду!», «Решения ХХV съезда КПСС выполним!», «Партия – наш рулевой!» – и так далее и тому подобное. Даже должность такая существовала (работа!) : инженер по социалистическому соревнованию.

И вот, настрочив блокнот «производственных проблем», набрав у инженера по соцсоревнованию всякой информации, да еще того-сего (да всё быстро, быстро, быстро!), щелкопёр наш опять – бз-з-з-з – в редакцию. Редко, редко когда – сразу домой.

Ну как, до стихов ли, среди моря дури и лжи? Да еще зная, что все твои статьи, заметки, «информашки» – никому, абсолютно никому, никакому читателю не нужны…

Запьёшь тут!

Давным-давно, в те стародавние времена, попалось нашему герою где-то в журнале… публицистика это была какая-то, что ли… Словом, описание, как некий московский – подкованный, здравый, трезвомыслящий тип – оказался в Сибири, в районной газете, и как он выживал-выкручивался в этом чаду… Вёл абсолютно трезвый и здоровый образ жизни, не поддавался влиянию ханыг – забулдыг, а работал… работал всё время, кроме восьми часов на сон. Что называется – без выходных и проходных. Дескать, только так можно выполнить редакционное требование : 200 строк петитом в номер, при постоянных разъездах, авралах и командировках. (Да! Для несведущих читателей : петит – это типографский шрифт, довольно мелкий).

Наш повествователь, скромный-грешный, слышал про таких деятелей – но встречать не встречал.

Встречал совсем других – прямо противоположных. Знал их, видел образ жизни, и сам тоже участвовал, в этом «образе». Уцелел чудом. Но знает та-а-а-кие примеры, случаи, судьбы… Трагические, смешные, трагикомические…

Рассказать, хотя бы некоторые?

Случай трагический… Несколько фотографий, 70-е годы прошлого века : симпатяга-парень, внештатный фотограф всех газет. Вот его письма и фото из армии, где-то возле Хабаровска. А потом он окунулся в журналистику уже всерьёз, быстро дорос до заведующего отделом, женился, получил квартиру, пошли дети… Журналистом он никаким и не был (и не догадывался даже об этом) – так, фотограф-репортёр. Однако – страстный, без малейших колебаний, заморочек и сомнений. Надо – так надо! И все дела. Горел на работе чистым пламенем. И всё больше, год от года всё больше, горел от вина и водки. Тоже этого не замечая. Лишь схватится иногда за голову, с похмелья:

– Состояние – хре-но-вей-ше-е!

Хреновейшее – значит, следует «поправиться». И карьера пошла в обратную сторону. И жена забрала детей и ушла. Остался один, «поправление головы» началось ежедневно, а в «лихие 90-е» потерял и квартиру. Бомж. Несколько лет бомжовства, и конец…

Кроме фотографий сохранилось и несколько его писем (прекрасный почерк!), прямо набитых описанием… жизни. Среди прочего есть ироническое замечание в адрес одного товарища: «Сегодня он спиртного напитка не употребляет, лежал в психушке».

И мог ли подумать, мог ли представить, какой его самого ожидает конец!