Почему Носенко стал «невозвращенцем»? Безусловно, более близкие ему люди доподлинно знают это. Я же до сих пор убежден, что он попал в какую-то сложную, возможно, специально подстроенную ситуацию и не выдержал. Конечно, не исключено, что он заранее обдумал свой шаг, только душа моя этого не принимала, я знал, как любил Юрий дочь, как тяжело переживал ее болезнь. Не мог он вот так просто бросить ее, бросить семью. А возможно, ему пригрозили, что убьют, у меня для такого вывода были основания.

У Носенко сложились хорошие отношения с начальником контрразведки О. М. Грибановым, который собирался через два дня приехать в Женеву, где они должны были встретиться. Если бы Носенко заранее все спланировал, западным спецслужбам ничего не стоило устроить Грибанову ловушку и таким образом заполучить начальника советской контрразведки. Уж они бы такого случая не упустили! Однако Носенко сбежал за два дня до приезда Грибанова, и это заставляло думать, что, по-видимому, здесь все не так-то просто.

Как бы там ни было, но это, бесспорно, был успех западных спецслужб. Акт измены совершен, что немедленно отразилось на нашей работе: Носенко назвал людей, которые сотрудничали с нами, раскрыл некоторые методы нашей работы.

Мы тяжело переживали предательство. Началось расследование. Грибанова сняли с работы, многие из сотрудников получили взыскания. Вроде бы заслуженно… Да, тогда я считал, что это наказание мы заслужили, хотя и не покидала мысль: почему за проступок одного несли ответственность так много людей? и нередко ответственность суровую, ломавшую жизнь. Впрочем, подобная практика была принята не только у нас, в органах безопасности, таково было непреложное правило, неписаный закон всей жизни нашего общества.

Если на заводе, где работают сорок тысяч человек, какой-то рабочий получал травму, к ответственности привлекались и инженер по технике безопасности, и мастер, и начальник цеха. Происшествие не проходило даром и для директора завода.

* * *

Да, главным фактором у нас стала перестраховка и желание поскорее найти «стрелочника» вместо того, чтобы разобраться в существе дела. Причины и обстоятельства никого не интересовали, судьба человека была всем безразлична, вот и страдали зачастую ни в чем не повинные люди. А бывало, что и начальство расправлялось таким образом с неугодными.

Мне вспоминается один курьезный случай, произошедший на пассажирском лайнере, экипаж которого насчитывал более 350 человек. В основном это были моряки, женский персонал в те годы составлял явное меньшинство. Поэтому никому из дам скучать не приходилось.

Исключение составляла посудомойка Серафима — незамужняя женщина лет сорока пяти с весьма непривлекательной внешностью. Свободное время она обычно проводила в одиночестве.

Когда лайнер прибыл в австралийский порт Мельбурн, объявили день открытых дверей. Он прошел торжественно — на лайнере побывало много местных жителей. Однако вечером экипаж облетело тревожное известие: исчезла Серафима.

Поначалу моряки шутили, что Серафима — агент иностранной державы и ушла с секретными сведениями. Большинство же считало: она сошла на берег и попросту заблудилась. Вернется, кому она нужна… Но Серафима не объявилась и к концу второго дня. Тут уж все не на шутку заволновались. Тем более что истекал срок пребывания в порту. Капитан заявил в полицию. Те сутки молчали, а затем заявили, что завтра утром Серафиму доставят на корабль. И действительно, она появилась. Шла, смущенно опустив голову, под руку ее поддерживал пожилой мужчина, который неплохо говорил по-украински. Он сказал, что со вчерашнего дня Серафима — его жена.

Оказывается, этот старичок в годы войны служил у немцев полицаем и, боясь наказания, отступал вместе с немецкими войсками. Судьба забросила его в Австралию, здесь он обзавелся домом, занялся скотоводством, только жениться не сумел — в Австралии это проблема, мужчин значительно больше, чем женщин. В день открытых дверей пришел на лайнер с тайной надеждой найти себе жену. И уговорил Серафиму.

В общем-то, простая житейская история, никакого шпионажа или политики. Однако за «преступление» Серафимы многие понесли суровое наказание, в том числе и капитан, заслуженный, опытный моряк. Мог ли он предвидеть такое? Отвечать же за все пришлось ему.

Эта порочная практика наказаний создавала напряженную атмосферу в коллективах, порождала взаимную подозрительность, недоверие и страх. Боясь ответственности, начальство перестраховывалось, нередко наказывая тех, кто не имел ни малейшего отношения к данному ЧП. Должен признаться, что этим сильно грешили и органы госбезопасности.

Помню, будучи депутатом Верховного Совета РСФСР от Ивановской области, я побывал в специальной интернациональной школе для детей коммунистов зарубежных стран. Школа была известна всему миру, в ней учились дети антифашистов Германии, Италии, Испании и других стран, которые нашли убежище и приют в СССР. Во время беседы с директором я спросил, видели ли ребята Волгу, побывали ли они в прекрасных приволжских городах — на родине Горького и Ленина, в прославленном Сталинграде. Мне было очень досадно услышать, что поездки по Волге закрыты для иностранцев. Какие там иностранцы! Это же дети десяти-пятнадцати лет!

Как я уже сказал, под покровом невероятной секретности нередко проходимцы сводили счеты с честными людьми. Вспоминается в связи с этим еще один случай.

Пассажирский флот СССР терпел ежегодно 10–12 миллионов рублей убытка, но вот он стал давать около полумиллиона прибыли в инвалюте, когда к руководству объединением, ведавшим коммерческой деятельностью флота, пришел доктор наук В. С. Петухов. Однако контролер Комитета партийного контроля при ЦК КПСС Печеный, проверявший работу Черноморского пароходства, пришел к выводу, что в валютных потерях черноморцев повинен именно Петухов, до этого руководивший пассажирским управлением пароходства. По указанию КПК, Минфин и Внешторгбанк СССР провели капитальную ревизию и установили: к потерям Петухов не имеет никакого отношения.

Но Печеный не сдавался. По его настоянию в течение нескольких лет шли бесконечные проверки и ревизии, но никаких результатов они не давали — обвинения не подтверждались. Тем не менее при содействии КГБ было вынесено унижавшее Петухова заключение: «Воздержаться от направления Петухова в загранкомандировки».

На заседании КПК, где рассматривалось дело, министр морского флота СССР Т. Б. Гуженко просил членов Комитета при решении вопроса учесть успешную работу Петухова. Но Председатель КПК М. С. Соломенцев грубо оборвал министра, не дав ему договорить.

— Что вы тут нам рассказываете? Петухов… Петухов… Это многотысячный коллектив советских моряков, а не ваш Петухов. Садитесь.

Министр сел. В результате Петухова исключили из партии и сняли с работы.

На этом примере видно, как перестраховка, месть, боязнь не угодить начальству вели к грубейшим нарушениям прав человека, и, если ты попал в немилость, — не миновать беды.

Вся трагедия заключалась в том, что такая практика была распространена. Наши работники, перестраховываясь, часто отказывали в визе дельным, ничем не запятнанным людям, хотя их поездки за рубеж могли принести большую пользу стране. Эта система, которую невозможно было сломать, даже обладая некоторой властью, этот чиновничий произвол, калечащий судьбы людей, порождали неприязнь в обществе ко всем без разбора работникам госбезопасности.