Волнение, поднявшееся в душе с первыми метрами подъема, не унималось. В воздухе была разлита странная напряженность, словно природа вокруг ждала каких-то неприятных сюрпризов. Птицы молчали. Затих ветер. По небу разбежались желтые, розовые, оранжевые и малиновые полосы заката.

Виталий прислушался к своим ощущениям, не понимая, что его беспокоит. Потом поймал спиной чей-то взгляд и незаметно положил руку на приклад карабина.

— Здрав будь, добрый человек, — раздался из-за кустов неподалеку глуховатый голос. — Можно мне посидеть обочь?

— Отчего же нельзя, — отозвался спокойно Виталий. — Присоединяйтесь.

На ровное место вышел старец в старинном длиннополом сюртуке, застегнутом на все пуговицы. Серые штаны, мягкие сапоги. Седая борода, седые волнистые волосы, седые брови. Глаза светло-голубые, смотрят строго, с мудрой печалью.

Прямо-таки классический пример волхва, подумал с усмешкой Сундаков, какими их изображали художники. Не брат ли он тому старику с филином, которого рисовал Константин Васильев?

— Нет, не брат, — покачал головой незнакомец, вдруг оказавшись совсем близко. — Хотя я действительно волхв, Хранитель Родового Искона.

Сундаков пристально посмотрел на гостя, прочитавшего его мысли.

— Вы случайно не встречались с моим другом Димой Храбровым? Он рассказывал, что у городища Костьра с ним тоже беседовал Хранитель.

— Да, это был я. — Старец присел рядом, сложив ноги калачиком, бросил взгляд на темнеющее небо. — Холодно будет ночью, однако.

Сундаков промолчал, искоса поглядывая на суровый профиль волхва. Тот повернул к нему голову, улыбнулся:

— Что не спрашиваешь, с чем я пожаловал?

— Сами скажете, — пожал плечами путешественник, — если захотите.

— Скажу. Зачем ты сюда пришел, витязь?

— Вокруг этого места легенд много сложено, а я всегда иду туда, где есть тайна. Узнать хочу, что прячет в себе гора.

— Не гора это — курган. Тысячу лет назад здесь город был, Рамия, посреди которого стоял куд Перуна. Потом пришел креститель Добрыня и сжег святилище. Сеча была. Многие волхвы погибли. Но крестителя изгнали. А на месте сечи курган насыпали.

— Уж больно высок курган-то.

— Земля потом выперла горой, сама собой, потому как источник силы тут спит.

— Понятно, не зря, выходит, местные легенды о горе слагали. А что здесь делал Добрыня? Согласно Иоакимовской летописи, Добрыня Новгород крестил… вместе с тысяцким Путятой.

— Таких Добрыней и Путят много было, силой креста и распятого на нем поддерживаемых. Не сдюжили мы, не уберегли Родовой Искон, приняли веру чужую.

— Но ведь Православие не христианство, оно опирается на традиции Рода. Разве не так?

— Нынешнее Православие — слабая тень истинного. Родолюбие и родославие умерли. Сохранились лишь крупицы знания о прежних временах, о вере нашей, когда люди жили по совести и по справедливости. Однако диверсия была рассчитана исключительно точно, и мы проиграли.

— Диверсия, — хмыкнул Сундаков.

— Я понимаю, — усмехнулся Хранитель, — это новорожденное слово, но оно отражает суть насильственного процесса крещения Руси. Хотя речь о другом. Возвращайся домой, в Златоглавую, витязь. Беда может случиться.

— Я не боюсь…

— Речь не о твоем страхе, — качнул головой старец. — Твой друг Дмитрий Храбров нуждается в помощи.

— Дима? — недоверчиво посмотрел на собеседника Сундаков. — Что с ним?

— Он рассказывал тебе о мечах?

— Я с Димой лично не встречался, а историю с мечами мне поведал Олег Северцев, очень коротко. Дима якобы нашел два меча…

— Чернобой и Боривой. Это не простые мечи — символюты боя, заряженные силой. Их опасно доверять неподготовленным людям, а тем более таким, кто хочет использовать их силу для личных — и вовсе не благих — целей.

— Но ведь мечи, по словам Олега, уже где-то в хранилище…

— Готовится операция по их захвату.

— Кем?!

— Евхаристием, служителем тайного культа Второго Вселенского Пришествия, прямым потомком крестителя Чернаги, побочного сына князя Владимира.

— Откуда вы знаете?

— Небо нашептало, — без улыбки, с глубокой печалью ответил старый волхв. — Тебе надо помочь своим друзьям, не дать возродиться древнему Злу. Большие беды падут на Русь, коли мечами завладеет церковь ВВП.

— Что за церковь такая?

— Они себя так рекут: Святая церковь Второго Вселенского Пришествия.

— Имеется в виду пришествие Иисуса Христа?

— Их бог — Морок. Иисус Христос — его высокохудожественная и психологически достоверная придумка, легенда, призванная полуправдой скрыть истинную сущность Зла. Трудно бороться с ложью, еще труднее — с полуправдой, овладевшей душами. Сотворенные люди не устояли, и даже богорожденные забыли о своих предках, о своем божественном происхождении, перестали славить своих истинных богов, начали просить милостыню, как и все.

— Не все просят, — тихо возразил Виталий.

— На то и надежда, — вздохнул Хранитель.

На землю опустилась ночная темнота, но лицо волхва словно осветилось изнутри и оставалось ясно видимым.

— В последнее время люди как будто просыпаться начали, — продолжал он. — Еще не вспомнили старь, но ищут уже. Им помогать надо. А если слуги черного завладеют русскими мечами — худо станет на земле, не выживет Род.

— То есть как — русскими мечами? Разве эти мечи принадлежат нам… оба?

— Как две стороны медали, как день и ночь. Когда-то они принадлежали одному герою — для разных дел, потом их разделили, и мрак пал на души людей.

— Я… не знал… не слышал…

— Ты не допущен был до откровения, время пришло. Сохрани мечи и познаешь Путь.

Старец легко поднялся на ноги.

Встал и Сундаков.

— Когда мне надлежит вернуться в Москву?

— Чем быстрее, тем лучше.

— Напарники меня не поймут.

— Им знать то, что знаешь ты, не положено.

— Понимаю. Вертолет прилетит за нами только через десять дней. Попробую связаться с пограничниками, может, согласятся забрать нас раньше.

— Могу открыть прямоступ до Златоглавой.

— Прямоступ?

Хранитель усмехнулся:

— Теперь принято говорить — «внепространственный тоннель». Открывается он не каждому, но тебя пропустит. Ты готов?

— Прямо сейчас? — растерялся Виталий.

— Твоих друзей я успокою. Они вернутся сами.

— Тогда… готов.

— Иди с богом, витязь. Да пребудет с тобою сила!