Теперь сравним два других – внешне очень похожих, а на самом деле совершенно разных – литературных сюжета: уже упоминавшиеся рассказ Михаила Зощенко «Ёлка» и фрагмент романа Валентина Катаева «Белеет парус одинокий».

В первом брат и сестра тайно прокрадываются в комнату с наряженной ёлкой и подарками для гостей и принимаются пробовать всё, до чего только могут дотянуться, соревнуясь в ловкости и изворотливости. Во второй истории четырёхлетний Павлик тоже заходит в праздничную комнату в отсутствие взрослых и, «не видя большой беды в том, что на ёлке будет одним пряником меньше», снимает его с ветки и отправляет в рот. Заметив, однако, что «пряник вовсе не такой вкусный, как можно было подумать», мальчик «решил перепробовать все пряники, сколько их ни висело на ёлке».

Казалось бы, абсолютно идентичные сценки, но посмотрим повнимательнее на мотивы. У Зощенко детьми движет вначале авантюризм, желание нарушить запрет, а затем уже злой азарт – кто кого «переплюнет» в добывании сладостей. У Катаева же малыш ведом исключительно любопытством, стремлением изучить вкус всех пряников и найти, наконец, хоть один съедобный. В первом случае – типичнейшее озорство, во втором – скорее «исследовательский» интерес.

В заключение этой главы вспомним уже описанное нами квазипространство – заповедник фантазий, территорию мифа, где разворачивается глобальная мистерия Детства. Как адресом человека, напичканного идеологией, был «не дом и не улица, а Советский Союз», так пространством для опьянённого озорством ребёнка становится «весь свет», «планета Земля». Отсюда и преувеличение своих возможностей, и ошибки в расчётах времени, расстояния, высоты, глубины. А от ошибок рукой подать до плохих последствий и даже трагедий…

Правда, от этого нам не становится легче жить или проще воспитывать детей, проказы любого происхождения доставляют массу проблем и неудобств. Но, по крайней мере, становятся понятнее механизмы и яснее суть детских поступков. А понимание, как известно, первый шаг к гармонии отношений.

Кажется, что озорство стихийно и неуправляемо. Вот только сидел ребёнок как ребёнок: конструктор собирал, книжку листал, мультик смотрел – и вдруг бац: уже в кухне потоп, пульт пополам, а из книжки выдран лист… В традиционном отношении к озорству актуализируется взгляд на ребёнка как на нечеловека. Именно в озорстве – буйных выходках, невообразимых проказах, странных развлечениях – ярче всего проявляется «иноприродность» и иррациональность детского поведения. Отсюда и традиционные наказания, применяемые к озорникам: их чаще, чем юных разбойников и упрямцев, ставят в угол, закрывают в тёмных чуланах, шлёпают по попе.

Однако озорство – как пожар – легче предупредить, чем потушить. Как это возможно на практике?

Самое главное – чёткость воспитательной позиции и её последовательность в общении с детьми. Не нужно кидаться в крайности, падая в обморок или устраивая бурю в стакане воды либо, наоборот, сюсюкая и умиляясь «сообразительностью», «изобретательностью», «остроумием» проказника. «У меня не забалуешь!» и «Пускай веселится, пока маленький!» – оба лозунга ошибочны.

Обычно к детским шкодам более снисходительны и лояльны те родители, которые сами в детстве слыли большими шалопаями. Но бывают, конечно, и исключения. Так, некоторые бывшие озорники и хулиганы, памятуя бесконечное стояние в углу, мамины обмороки и папин ремень, желают видеть в собственных отпрысках эталон кротости и предъявляют к ним требования, даже более завышенные, чем у «обычных» родителей.

Не стоит полностью переносить собственный опыт на общение с детьми, правильнее всего действовать сугубо индивидуально и избирательно. Не «воспитывать вообще», а корректировать реальное поведение. И здесь нам могут сильно помешать несколько моментов.

Прежде всего (да-да!) наивность и простодушие – недооценка детских фантазий и возможностей в изобретении всяческих проказ. Взрослые самонадеянно хорохорятся, принимают горделивую позу и пытаются подражать фрекен Бок: «У меня дети быстро становятся шёлковыми!» Такая установка, во-первых, наивна и несостоятельна. Во-вторых, это прямой путь к конфронтации, причём с явным перевесом противника, неплохо умеющего укрощать домомучительниц по известному сценарию (см. главу 1).

Ограниченность взрослых представлений широко осмеяна в анекдотах.

Отец отчитывает пятилетнего сына:

– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не играл со спичками!

– Я не играл… Я прикуривал…

* * *

– Папочка, – хвалится сын, – я сам себе сделал скрипку.

– Я рад, что у меня такой талантливый сын. А откуда у тебя струны?

– Из пианино…

Стало быть, нужно со своей стороны проявлять находчивость и смекалку, а главное – прогнозировать и предвосхищать возможные детские проказы либо переход шалости в озорство[48]. На научном языке это называется антиципация (лат. anticipate – предсказание) – ориентация на предвидимое будущее; представление о результате, возникающее до его реального достижения и служащее моделью при построении действия. А проще говоря, это стратегия опережающих шагов.

Можно гневно бушевать по поводу разоблачённого озорства и наказывать «по факту», но эффективнее брать под контроль саму ситуацию – следить за её развитием, гибко и оперативно реагировать на её изменения. Для примера снова возьмём анекдот – на сей раз из разряда «солёных», но чётко иллюстрирующий данную стратегию.

Учитель чертит на доске фигуру и, поясняя свои действия, раздумчиво говорит:

– А вот э-это мы сейчас заштри-заштри…

«Добрый» Вовочка решил помочь: