с женой-китаянкой и в ус не дует, а где он был, когда мама моя умерла от испанки и голода? Я не захотел тогда ему ничего написать, да и написать ему, наверное, мне было нечего, а через месяца два он уже взорвал Чжан Цзолиня, и писать стало некому. Сегодня я сильно жалею, что не смог ему тогда просто написать, что я его все равно люблю и его всем нам все эти годы так не хватало. А потом я часто думал, что раз я уговорился со свояком, то и сам мог бы быть послан куда-то в чужую страну и даже не иметь ни малейшей возможности сказать жене и детям о том, что я уезжаю и всех их люблю. Я очень надеюсь на то, что отец мой смог бы мне написать, что он всех нас любит. Но — не судьба.

А дело тогда было в том, что в Германии вдруг озаботились той самой «испанкой», которая в годы войны миллионы душ выкосила. Германия, равно как и Австрия, как побежденные, были обязаны открыть свои военные архивы. Россия была из войны выбита, и наши архивы тоже открылись, а во Франции шли бои, и поэтому о том, что происходило с «испанкою» в этой стране медики тоже имели полное представление, я уж не говорю про всякие нейтральные и минорные страны вроде Италии или Испании. Про то, каковы были жертвы «испанки», осталось неизвестным только лишь про Британию, так как джентльмены в те годы свои архивы и военные потери секретили. Из этого в медицине возникло неприятное ощущение, что при миллионах жертв в континентальной Европе, в самой Британии потери от нее были мизерными. От этого в послевоенной Германии возникло жуткое подозрение, что «испанка» была английской попыткой применения биологического оружия, которая вышла из-под контроля. Возглавил это дело с их стороны доктор медицины и гигиены Карл-Хайнц Цейс, который жил в России с 1921 года. Считалось, что он прибыл сюда с прочими врачами — бороться с голодом в Поволжье, да так и прижился, но в реальности уже в годы Первой мировой войны он считался видным немецким шпионом-биологом, который специализировался на мусульманской Азии, и поэтому войну провел в Османской Империи, располагаясь в Сирии и Армении. Если угодно, это был такой же Лоуренс Аравийский, но на германский манер. Чтобы много не говорить, скажу лишь, что он был среди основателей партии БААС, в которой нынче состоят иракский диктатор Саддам Хуссейн и сирийский вождь Хафез Асад, а раньше, пока были живы, Анвар Садат и Гамаль Абдель Насер. То есть очень серьезный товарищ, впоследствии академик и группенфюрер СС, директор Института гигиены и автор теории «Геомедицины Восточных пространств», кстати, один из немногих видных фашистов, которые до последнего уговаривали бесноватого не нападать на Россию. За это мы его пожалели, и кончил он свои дни как заместитель директора Владимирского института микробиологии Академии меднаук СССР — в медицинской шарашке уже после войны, передавая нам свои знания. Я хорошо это знаю, потому что моя сватья Матрена (старшая сестра моей Дашеньки — я о ней вам рассказывал) была и его следователем, и его куратором. Так вот этот самый Карл-Хайнц Цейс попал к нам сразу после того, как мы с немцами договорились вместе восстанавливать свое производство после Первой мировой в Рапалло, и сперва он был главным германским спецом по Татарии это с его легкой руки германский концерн ИГ Фарбен открыл целую фабрику по производству медикаментов в Казани, а потом на мощностях местного цеха по ремонту машин стал выпускать первые германские бронетранспортеры для Вермахта, а затем на местных казанских полигонах их испытывать. Ну, заодно и мы, присматривались да и мотали на ус, как немцы делают у нас в Казани свои первые танки. Правда, тогда они вежливо назывались не танки, а трактора и вездеходы для сложной местности, но все уже понимали, зачем нужно для абсурдно низкого трактора еще и полное бронирование. Именно там, в Татарии, Цейс и выступил с предложением о создании на советской территории совместного советско-германского полигона по отработке всех действий в случае биологической угрозы со стороны Англии или Франции. Опыт работы с большими массами «пораженных» у Цейса был. Начинал он в 1915 году в турецкой Армении с биологических и медицинских мероприятий по ликвидации последствий массового убийства армян турками, в условиях жаркого климата и сильного разложения большого количества умерших на сравнительно большой территории. Действия его были признаны образцовыми и для нас представляли большой интерес: наработанные им и его людьми процедуры по ликвидации заражения и захоронению большого числа погибших в условиях серьезного распространения заразы, так как при резне в Армении в 1915 году тела не были изначально правильно захоронены. С другой стороны, серьезные совместные учения по ликвидации биологического и бактериологического поражения очень сложно было бы сохранить в тайне, особенно посреди многолюдной Татарии, а в-третьих, операцию следовало проводить без дураков, на реальных объектах, а для этих целей тех же татар заражать невесть чем было бы странно. Зато в наших краях в связи с революцией во весь рост встала проблема по борьбе с сифилисом. А случилось это потому, что в республике вся власть перешла к аратам, которые творили черт знает что. Православных батюшек в двадцатые в наших краях всех загубили, за вычетом тех, кто жил в совершенной тайге, революционная мораль у аратов не шибко отличалась по сути от свального греха, а на смену православным священникам пришли буддистские ламы, которые жили, нищенствуя. При этом буддистские дацаны были местами распространения наркотиков со всем из этого вытекающим, а ламы, которые ими и торговали, для простых аратов считались людьми святыми. Кроме того секс с ламами неграмотные бурятки считали лучшим средством от женских болезней, к которым относился и сифилис. В итоге за счет возникновения всех этих бродячих лам-переносчиков, сифилис в Бурят- Монгольской АССР в буддистских районах принял размеры эпидемии, и, по данным наркомздрава, число официально заболевших к 1925 году перевалило за двести тысяч, а по оценкам венотдела наркомздрава, в отдельных аймаках количество заболевших превышало восемьдесят процентов от популяции. То есть, с точки зрения военной науки, перед нами была классическая обстановка серьезного биологического поражения населения бактериологическим оружием с высокой степенью заразности, устойчивостью к лечению и серьезной патогенностью. Короче говоря, не эпидемия, а мечта для любого военного бактериолога. Ибо приходи и лечи, со всеми карантинами, кордонами, дезинфекцией и прочими мероприятиями.

Был у нас такой заведующий венерическим подотделом