эта на Старосветке лежит. Бабка какая-то, под девяносто, в войну еще померла, в Великую Отечественную.

– Это не Кочетов, – зло и расстроено возразила Нина, с усилием вытирая выступившие слезы. – Это все муж мой первый, сволочь пьяная. Шутник хренов, извините. Я чего и развелась: мало того, что закладывал за воротник, стращал, что бить будет – еще и спелся с уголовщиной! Пошутил, называется! А Кочет мне, когда только-то все завертелось, говорил: надо было мне с тобой вести дела, ты вон умная баба, не то что Никита, мужик твой. Хоть молчит, но алкаш при этом. Позже говорил, мол, если бы ты тогда попросила, я б тебе помог развод оформить со всеми гарантиями. Не подкопался бы никто.

– Больше слушайте его, – фыркнула я, и Дмитрий согласно кивнул. – Он и другим женщинам лапшу вешал, что они самые расчудесные, лишь бы они делали, что ему нужно.

– А хорошо, что его подстрелили, – цинично одобрил Дмитрий. – Ты, мам, теперь можешь не скрываться. Сдадим его – нам никто и слова не скажет.

Похоже, мои убеждения не претендовать на воровскую добычу, этот опасный клад, оправдались. Мать и сын переключились на собственную безопасность.

– А вы так и работаете в пансионате – под другим именем? – удивилась я. – Зачем?

– Это я вам сдуру так сказала, Зинаидой назвалась, – призналась Нина. Она уже не плакала, попивала чай и облегченно вздыхала. – Само вырвалось, подумала, вдруг на имя-то схожее потянетесь, копать под меня начнете. А фотокарточки в моей папке не было, я это точно знала. Заглянула как-то раз, когда тот шкет из полиции отвлекся, улучила момент. Фамилия-то у меня нынче другая, а дело давнее. А две работы иметь сейчас никому не запрещено. В книжном-то я так, подхалтуриваю. В пансионате платят не очень, но с пенсией вместе – нормально.

– Жить можно. Я ж помогаю, – добавил Дмитрий. – Точно чаю не хотите?

– Нет, спасибо. – Я призадумалась.

Итак, что имеем: Тарасов, Южный выезд, Старосветское кладбище – это по оставленным Кочетовым заметкам на фотографиях. И похороненная на этом кладбище некая Ангелина Потаповна Цыганюк. Похороненная во время Отечественной войны, что логично: после войны Старосветское кладбище закрыли. Чем-то, похоже, могила сей дамы выделялась, что Кочетов выбрал ее для перепрятывания добычи.

Хорошо, хорошо – мог выбрать, исходя из того, что я успела узнать.

В любом случае других координатных зацепок у меня нет. А сложившуюся картинку проверить несложно. Что касается обезвреживания самого Кочетова… тут пока без меня управились.

– Так вы-то что думаете? – Нина Антоновна выдернула меня из размышлений. – Все? Кончилось это дело треклятое?

– Я думаю, кончилось, – согласилась я. – Для вас уже точно кончилось. Не беспокойтесь, вы же не знали ничего. То есть, можно представить это так, чтобы вас не привлекли к ответственности. Сами говорили – Кочетов самостоятельный, особо обихаживать его надобности не было. Где ж вам тогда было углядеть ногу покалеченную или татуировку? А Дмитрий и вовсе его примет не знал.

Мысленную пометочку я себе все же сделала. Просто проверю, чтобы Нина Антоновна Ивлевская и в пансионате трудилась как Нина Антоновна Ивлевская. В этом деле я столкнулась с таким количеством вранья, какого давненько не видала. Начать с того, что я предпочитаю знать настоящее имя клиента изначально, а не выяснять по ходу дела, прорываясь через груды лжи.

Радовало то, что, похоже, нынче цельную картину видела лишь я. Полноценное владение информацией – преимущество, как ни крути.

Можно было бы и откланяться, но меня интересовало еще кое-что, уже не для дела.

– Скажите-ка, Дмитрий, – полюбопытствовала я, – я наблюдала, как вы довольно грубо обращаетесь с Кочетовым. Когда я его спросила, он заявил, что у вас вроде как сговор такой, для окружающих. Чтоб убедительнее выглядело, что он весь такой дохлый дебил.

Дмитрий поперхнулся чаем и закашлялся.

– Вам че, реально интересно? – спросил он с видом человека, которого вопрошают о не слишком пристойной домашней привычке.

– Вообще-то да. Что, и тут соврал?

– Да не. Это он попросил, чтоб я его типа как на крепость проверял. Он вродь как в молодости крутой дядька был, как броненосец или танк, хрен сдвинешь. И просил иногда пихать его или еще что такое делать, а сам прислушивался – наскока устоять смог. По мне, так туфта это все. Сколько ни тужься, старость догонит. Бабка у нас одна была, так она…

– Про бабку не надо, – остановила я. – Спасибо. А мне насвистел, что циркачом был в молодости…

– Это он умеет, – подтвердил Дмитрий.

Ивлевская настояла на том, чтобы обменяться телефонами: ее рабочий телефон у меня уже был, теперь имелся и личный – и ее, и Дмитрия.

– Он только пусть дернется у себя в больничке, – заверила она, – я вам сразу и звякну.

Что ж, очень удобно, что именно Дмитрия с Ниной единственных пускали навещать Кочетова-Кочанова.

– Только сами ничего с ним не вытворяйте, понятно? – предупредила я напоследок. – Иначе я не смогу вас прикрыть.

Нина Антоновна и Дмитрий переглянулись.

– Что? – понимающе усмехнулась я. – Была такая мыслишка?

– Не. – Ивлевская наморщила лоб. – Я вот щас припомнила, у нас возле пансионата крутился один странный парень. Мне показалось, он все высматривал Валентина.

Она расстаралась, описывая наблюдателя, Дмитрий тоже подкинул деталей… я узнала Эдика, «человека-змея».

– Я не смогу привлечь его к ответственности только за то, что он, как вы говорите, крутился возле пансионата. Но хорошо, что сказали. Буду иметь в виду.

Вот теперь можно было и откланяться. Несмотря на некоторые сюрпризы, эта встреча прошла вполне удовлетворительно. Свое дело я сделала: предупредила. А дальше пускай сами. Тем более что за эту деятельность гонорара мне не видать. Чистое волонтерство. А, стало быть, и выше головы прыгать не надобно, ибо никто мне за это не доплачивает.

«Тарасовский чтец» располагался в большом круглом проходном дворе старинного дома. Один из двух высоких и длинных арочных проходов вел в маленький скверик. Второй, через который я и пришла, выводил на улицу, к пешеходным дорожкам и проезжей части. К нему я и направилась.

Но едва я вступила под арку, меня охватило чувство