Боб покачал головой.

– Да ладно! – Джим устало улыбнулся. – Когда это ты отказывался от выпивки?

– Когда все плохо всерьез. Не брал в рот ни капли год после расставания с Пэм. – Не дождавшись ответа, Боб смотрел, как Джим пьет. – Только не уходи никуда. Я сбегаю вниз, принесу тебе еды.

– Не уйду. – Джим снова улыбнулся и допил, что оставалось в банке.

Сьюзан на диване смотрела телевизор. Работал канал «Нэйчер», и десятки пингвинов ковыляли вразвалку по длинной льдине. В кресле сидела миссис Дринкуотер.

– А ведь хороши, чертенята! – умилилась она, рассеянно теребя карман фартука.

Сьюзан долго молчала, а затем произнесла:

– Спасибо вам.

– Я ничего не сделала, милочка.

– Вы тут со мной сидите. И готовите.

Пингвины один за другим соскальзывали со льда в воду. С кухни доносился аромат цыпленка, которого миссис Дринкуотер поставила запекаться в духовку.

– Я не могу поверить, что это происходит на самом деле. Все как во сне.

– Понимаю, милочка. Хорошо, что братья вас поддерживают. А невестка ваша уехала?

Сьюзан кивнула. Воцарилось долгое молчание.

– Мне она не нравится, – призналась Сьюзан.

Снова долгое молчание.

– Вы общаетесь с дочерьми? – спросила Сьюзан, глядя в телевизор.

Ответа не последовало. Тогда она посмотрела на миссис Дринкуотер.

– Простите. Я лезу не в свое дело.

– О, ничего страшного. – Миссис Дринкуотер достала скомканный бумажный платочек и промокнула глаза под огромными очками. – Честно говоря, у нас с ними были некоторые сложности. Особенно со старшей.

Сьюзан перевела взгляд на экран. Пингвины теперь плескались в море, их головы то уходили под воду, то снова выныривали на поверхность.

– Может, расскажете? Я бы послушала.

– Конечно, милочка. Энни покуривала. Когда это выяснилось, в доме был жуткий скандал, я приняла сторону Карла. Потом молодого человека, с которым она встречалась, призвали в армию. Тогда, как вы помните, как раз начинался Вьетнам. Мальчик сбежал от призыва в Канаду, Энни поехала вместе с ним, а когда они расстались, она решила не возвращаться домой. Заявила, что не желает жить в такой бесчестной стране, как наша.

Миссис Дринкуотер умолкла, посмотрела на смятый платочек, зачем-то расправила его на коленях и опять скомкала.

– Он взял с собой одежду, – сказала Сьюзан, обращаясь к телевизору. – Раз взял одежду, значит, собирался ее носить. – Она подумала и добавила без всякого выражения: – А в гости вы туда ездили?

Миссис Дринкуотер покачала головой.

– Энни нас не приглашала.

Пингвины снова карабкались на лед, упираясь плоскими лапами. Глазки у них поблескивали, маленькие тельца лоснились от воды.

– Энни лелеяла романтические представления о Канаде. Все жалела о том, что ее прапрадед уехал оттуда, обанкротившись и бросив ферму. Кредиторы были просто чудовищами, сами понимаете. Она считала, что знает все о подлости и бесчестье. А я ей сказала: «Ха!»

Нога миссис Дринкуотер в махровом тапке подергивалась вверх-вниз.

– А я думала, ваша дочь живет в Калифорнии. Вроде бы вы мне когда-то говорили.

– Да. Теперь она живет там.

Сьюзан встала.

– Пойду наверх, прилягу, пока братьев нет. Спасибо вам. Вы очень добры ко мне.

– Да бросьте! – смущенно отмахнулась миссис Дринкуотер. – Позову вас, когда они приедут.

Она осталась сидеть в кресле, теребя фартук и в клочки разрывая бумажный платок. Вместо пингвинов теперь показывали влажные тропические леса. Миссис Дринкуотер смотрела на экран, а в голове у нее вертелись мысли совсем о другом. Она вспоминала дом своего детства, как много в нем было народу, братья, сестры… Все твердили, что надо вернуться в Квебек, и никто никуда не ехал. Она вспоминала Карла и жизнь, которую они прожили вместе. О дочерях она вспоминать не любила. Она предвидеть не могла – впрочем, никому не дано ничего предвидеть, – что взросление ее девочек придется на время протестов, наркотиков и войны, которую они не будут считать своей. Вот одуванчик – белые невесомые пушинки разлетаются на ветру; так и ее семью разметало по свету. Никогда не задаваться вопросом «почему» – главный секрет душевного спокойствия. Ей это было давно известно.

Тропический лес бушевал сочной зеленью. Миссис Дринкуотер смотрела, подергивая ногой.

Боб вернулся в номер с двумя сэндвичами.

– Джимми? – позвал он.

В комнате никого не было. В ванной горел светильник над раковиной.

– Джимми?

Он бросил пакет с сэндвичами на кровать рядом с телефоном Зака.

Джим нашелся на балконе – стоял, прислонившись к стене, как будто боялся упасть.

– Ой-вэй, – вздохнул Боб. – Ты пьян.

– Вообще-то нет, – тихо ответил Джим. Его голос едва слышался за шумом воды.

– Пойдем-ка в комнату.

Налетел внезапный порыв ветра. Джим поднял руку, обвел распростертый перед ними пейзаж – реку, город на другом берегу, шпили церквей, деревья и крыши.

– Все должно было быть совсем не так. Я ведь хотел защищать людей этого штата.

– Ах ты, господи! Нашел время раскисать.

Джим повернулся к брату. Выражение лица у него сделалось очень детское, усталое и растерянное.

– Слушай, Бобби. В любую минуту нам позвонят патрульные и сообщат, что какой-нибудь фермер нашел Зака висящим на балке в сарае или на дереве. Я понятия не имею, взял ли он ноутбук. Сумка с одеждой? Ерунда. – Джим постучал себя в грудь большим пальцем. – И знаешь? Получается, это я убил его. – Он вытер лицо рукавом. – Я затмил Дика Хартли на демонстрации, наорал на Диану Додж. Слишком много выделывался и все испортил.

– Джим, ты бредишь. Никто не находил Зака мертвым, а в том, что произошло, нет твоей вины.

– Он звонил мне в мою большую никчемную фирму, и его со мной даже не соединили, такие важные люди там собрались. – Джим отвернулся к реке, медленно качая головой. – А ведь когда-то я считался лучшим адвокатом по уголовному праву в стране. Ты представляешь?

– Джим, прекрати.

На лице у Джима застыла растерянность.

– Я должен был остаться здесь и обо всех позаботиться.

– Да? Кому должен? Все, пошли в комнату, тебе надо поесть.

Джим отмахнулся, продолжая глядеть на реку, положил руку на перила.

– Я должен был остаться, а вместо этого погнался за славой. Всем было интересно мое мнение, меня всюду звали – выступление тут, ток-шоу там. Мне много платили, и я был рад, потому что мог не зависеть от денег Хелен. Но, положа руку на сердце, мне просто хотелось защищать людей, которых никто не брался защищать. И все это обратилось в дерьмо. – Он обернулся к Бобу, и тот с изумлением увидел слезы в глазах брата. – Беловоротничковая преступность? Защита людей, сколотивших миллионы на хедж-фондах? Какое дерьмо, Боб! И вот теперь я возвращаюсь с работы, а дом стоит пустой. Дети, господи, дети были всем! К ним вечно приходили друзья, а теперь в доме так тихо, и мне страшно! Я часто думаю о смерти. Думал даже до этой нашей поездки. Я думаю о смерти и как будто оплакиваю себя самого. Эх, Бобби, дружище, что-то я совсем потерялся.