при присутствующих прервал его Геринг. – Вы же не станете отрицать, что фюрер пока ещё жив?

– Да, герр рейхсмаршал! – подтвердил Коллер. – Фюрер жив, но сам Берлин, могу поспорить с кем угодно, продержится максимум с неделю. Теперь вся ответственность за судьбу рейха ложится на вас, герр рейхсмаршал. Вчерашнее решение Гитлера означает, что он становится комендантом Берлина, а это освобождает его от руководства государством и вооруженными силами.

– Я поддерживаю мнение генерала Коллера! – ввязался в разговор молчавший было Филипп Боулер.

– Вы всё говорите верно, но меня одолевают сомнения, – встревожился Геринг. Он явно не ожидал, что визит Коллера к нему примет такой неожиданный разворот событий. – Фюрер никогда мне не простит бомбардировок Германии, особенно Дрездена. В последнее время у меня с ним сложились прескверные отношения. Я думаю, что он назначит своим преемником Бормана, а мы не перевариваем друг друга, если не сказать хуже. Верховное командование, когда жив Гитлер? Никогда! Борман непременно воспользуется моим решением в своих целях и убьёт меня, очернит в глазах фюрера, как предателя, как самозванца. Он только и ждёт подходящего случая избавиться от меня. Если я это сделаю, меня назовут изменником. Если же я откажусь, меня будут винить за то, будто я бросил Германию в самое тяжёлое время. Мою совесть зовут Адольф Гитлер, и этим всё сказано.

Все слушали молча, являясь свидетелями исторического момента. Все понимали это и ждали, что же предпримет верный Гитлеру Герман. И он оправдал их ожидания. Геринг встал с места, прошёл по ковру и подошёл к металлическому сейфу. Набрав искомое количество цифр, открыл его внутренность и извлёк на свет указ Гитлера от 29 июня 1941 года. Потом, справившись с охватившим его волнением, он закрыл сейф, обернулся к собеседникам и стал вслух читать то, что он предписывал: «Если моя свобода действий будет каким-либо образом ограничена или меня лишат ее, то моим заместителем или моим преемником на всех постах в руководстве государства, партией и вооружёнными силами становится рейхсмаршал Герман Геринг».

Текст перекочевал из дрожащих рук Геринга в руки Коллера, а затем – Боулера.

Последним с ним ознакомился Ламмерс.

– Что скажете, Ламмерс? – произнёс Геринг. – Каков ваш совет?

– Указ не потерял законной силы, – высказал своё мнение Ламмерс. – Гитлер не привнёс в него никаких альтернативных эдиктов. Если бы фюрер так поступил, я знал бы о них; он никак не мог сделать это без моего ведома. Но чтобы не оставалось никаких сомнений, почему бы не спросить самого Гитлера?

Геринг, не колеблясь, согласился с ним. Коллер и Ламмерс сели за стол готовить проект послания фюреру.

Того, кто приехал в бункер, не ждал никто. Чудом было уже то, что рейхсминистр вооружений Альберт Шпеер умудрился добраться сюда под грохот русских пушек, под грозный рокот бомбардировщиков. В бункере с ним первым поздоровался обергруппенфюрер СС Юлиус Шауб. Эти люди давно знали друг друга, и внезапное появление Шпеера здесь, в эпицентре боевых действий, очень удивило эсэсовца.

– Я рад вас видеть в бункере. Альберт! – дружески тряся руку Шпеера, обрадовался Шауб.

– Да, Юлиус! – молвил в свой черёд Шпеер. – До вас добраться было нелегко; я вынужден был пересесть на самолет в Мекленбурге и приземлиться на аэродроме Гатов. Там я успел столкнуться с генералом Кристианом. Он собирался уезжать, и перед его отлётом мы успели обменяться друг с другом новостями.

– Я знаю это, Альберт! – сказал Шауб. – Фюрер распорядился об их вылете из Берлина. Правда, не мне вам напоминать об этом, настоящий офицер должен быть в бою, а не под благовидным предлогом покидать поле битвы.

– Может, вы и правы, Шауб! – сказал Шпеер. – Небо уже и так принадлежит русским, их господство в воздухе над Берлином просто поражает. Увы, дорогой Юлиус, подвиги наших славных люфтваффе остались лишь в наших воспоминаниях. Но давайте не будем об этом. Надо признать, не все мы живём по правилам, тем более в такое неспокойное время. Каждый думает о том, как бы выжить, но наши желания не всегда стыкуются с горькой реальностью. Так вот, Юлиус! Из Гатова «Физелер Шторх» доставил меня к Бранденбургским воротам, от них я на машине доехал до Имперской канцелярии.

– Мне интересно было узнать, герр Шпеер, как вы сюда добрались, – выслушав визитера, сказал Шауб. – Мы не ожидали, что вы возвратитесь! Побудьте пока здесь! Я скоро! Узнаю, сможет ли фюрер принять вас или он это сделает позже.

Шауб ушел докладывать фюреру, а Шпеер стал осматриваться по сторонам. Бог ты мой! Во что наверху превратилась рейхсканцелярия! Одни руины, и только. В бункере ещё всё было спокойно, но иллюзорно. Шпеер почувствовал на себе, как он попал в другую реальность. Находясь здесь, в бункере, он искренне недоумевал, почему фюрер остался в капкане, а не уехал в Альпы. Ведь всё было приготовлено для его переезда туда!

Появление в коридоре фрау Юнге вызвало обрыв таких мыслей Шпеера. Он окинул взглядом фигуру женщины, убеждаясь, что это она. Как знал Шпеер, она не была убежденной нацисткой, но верно служила режиму Гитлера.

– Добрый день, фрау Юнге!

– Как вы добрались до Берлина? – в свой вопрос Юнге вложила всё удивление, что вызвало у неё в тот момент, когда она обнаружила здесь присутствие уехавшего было Шпеера.

– Это было непросто, – ответил Шпеер. – Мне надо увидеться с фюрером!

– Да, ему сейчас трудно, как никогда! – сказала Юнге. – Скажите, Шпеер, есть ли хоть какая-нибудь надежда?

– Уезжайте, пока не поздно! – замечая, что в коридоре они одни, поторопился дать совет Шпеер.

– Фюрер хочет