тут по дорожкам? Темный побери, в словеонском особняке что, собственного сада не нашлось⁈ У Ревинтера бы никаких подозрительных князей дальше особняка не пропустили.

— Что обо мне будут говорить⁈ И так — сплетни… — Ирэн всхлипнула.

А Алан ощутил себя последней скотиной.

Ведь… правда. А женский язык — злее мужского. И своя добродетель не простит чужого греха. Особенно когда причина добродетели — ее ненужность никому. Или самим отчаянно хотелось, да трусость не позволила.

Хрупкая ручка жалобно стиснула широкое запястье Эдингема. Зловеще горит рубиновый огонь перстня. Чей подарок — отца или сына?

— Мы спасены! Портьера! — горячий шепот обжег ухо.

Спасительная створка бархата и впрямь скрывает нишу. И им двоим довольно места, если встать рядом… Если сжимать руку Ирэн… И не шевелиться, увы!

Неприятно укололо сердце — баронессе хорошо знакома беседка.

Нет, если б она уже прятала здесь предыдущего любовника — для страха не было бы причин вообще!

Глава 8

Глава восьмая.

Эвитан, Лютена.

1

— Здесь нам никто не помешает. — Всеслава принесла-таки нелегкая прямо в беседку. И чего ему дома не сиделось? — Присаживайтесь, сударыня.

И какую же дуру угораздило завести роман с женатым словеонским дикарем — пусть и князем?

— Благодарю вас, сударь… — Есть такие голоса — услышав их хоть раз, запоминаешь надолго. Если не навсегда. И узнаешь везде. Тихий голосок Алисы Ормхеймской — как раз из таких. — Я слушаю вас, князь.

И если речь пойдет о романе, то Алан Эдингем — прожженный политик хлеще Бертольда Ревинтера.

То ли Всеслав предпочел постоять, то ли Алиса разрешила ему сесть жестом, но ответил он незамедлительно:

— Я скажу вам здесь то же, что и в ваших покоях.

Как словеонец говорит в собственном доме с родной женой, Алан вряд ли когда услышит. Но вот разницу между врагами-Регентами и хрупкой герцогиней Алисой в голосе Всеслава заметить сложно.

Легкая вкрадчивость — от такой жидкий лед медленно струится по крови. Меч в шелковых ножнах. Тонкой полупрозрачной ткани не скрыть очертаний смертоносного лезвия…

— Я внимательно слушаю вас, князь, — прошелестела Алиса. — И верю, что вы, как истинный рыцарь, никогда не скажете даме ничего неподобающего.

— Конечно, нет, герцогиня. — Принцессой ее словеонец не считает. Что ж — не он один. — Я пришел выразить вам сочувствие по поводу смерти вашего дяди. И предложить дружескую помощь.

Впору расцеловать прекрасную баронессу и за беседку, и за портьеру. Лучшего места и времени для шпионажа и не придумаешь!

— Благодарю вас, сударь. — Кажется, Алиса, как и Всеслав, всегда говорит с одной и той же интонацией. — Но обо мне заботится мой супруг.

— Сударыня, в вашем положении не отказываются от помощи.

— О чём вы, князь? — Алан ошибся — Алиса может говорить иначе. Под стать Ормхеймским снегам ее титула.

— Вы ждете наследника, сударыня. Как жаль, что именно теперь — когда ваш супруг далеко, ваш уважаемый дядя погиб, а враги — близко и живы-здоровы.

Всеслав прет напролом, а Алан похолодел. В этой нише некуда увернуться от разящей стали! И ее даже вовремя не заметишь — пока не станет слишком поздно. А за подобные тайны убивают не только чужих шпионов, но и дурочек-баронесс.

Словеонец не простит столь осведомленных свидетелей. А он — не только прям как северный полуторник, но и столь же беспощаден. Лишь тончайшее золото шелка отделяет Алана и Ирэн от смерти!

Эдингем скосил глаза на баронессу: бледна, но кричать вроде не собирается. Как и падать в обморок. Все-таки племянница Тенмарского Дракона. Должно же в ней быть от него хоть что-то.

— У вас ложные сведения, сударь! — В слишком тонком льде Алисиного голоса даже Алан разобрал трещины. — Я не жду ребенка. А сейчас — покиньте мой дом, князь… — слова истаяли на ветру.

Эдингем услышал ругательство Всеслава. Длинное и весьма цветистое.

Легкий шум, совсем тихий плеск воды, слабый стон.

— Вы пришли в себя, герцогиня? Тем лучше. — С дамами Всеслав говорить-таки не умеет. Или наоборот — умеет. — Вы и дальше будете отрицать очевидный факт?

Ревинтер за такие сведения — озолотит. Да и что словеонский князь был с бесчувственной Алисой наедине… Министр финансов наградит и поблагодарит лично, но только если Алан выберется из золотой беседки живым. Хоть бы Всеслав поскорее договорился, о чём хотел, — и убрался подальше!

Эдингем скосил глаза: Ирэн — всё еще не бледнее обычного. Хоть она по-прежнему не собирается падать в обморок — и то хорошо. Скорее всего, ей просто плевать на кузину. Другая давно бы уже кинулась спасать покровительницу. Но сейчас эгоизм Ирэн — на пользу делу. На спасение жизни им обоим!

— Уходите, князь. — Голосок Алисы — менее слаб, чем Алан ожидал.

Пожалуй, она — сильнее, чем кажется. И этим напомнила совсем другую женщину — до боли в сердце. Горькой, пронзительной!

Другую. Нежную, хрупкую… Но сейчас — не до таких воспоминаний! Не в золотой беседке — рядом с Всеславом и Ирэн.

— И оставить вас в таком состоянии?

А от присутствия словеонского дикаря Алисе, конечно, сразу полегчает!

— Что же вам мешает?

— Вы — женщина, — холодно ответил Всеслав.

И поэтому заявился к ней с угрозами. И угрожает до сих пор. Ревинтер хоть не врет, кто он и что он!

— Вы — истинный рыцарь! — горько усмехнулась Алиса.

Да уж — с такими рыцарями негодяев уже не надо!

— Когда вы в последний раз подписывали приговор женщине, князь? Чуть больше полугода назад?

— Вы об Ирии Таррент? — Оказывается, Всеслав тоже умеет говорить иначе. Еще холоднее раз в десяток. — Бешеных собак следует отстреливать, вы не согласны?

Ирию Эдингем не знал, зато видел Эйду Таррент. Видел, говорил с ней… Сестра возможной отцеубийцы стоит не в пример дороже всех придворных дам Алисы вместе взятых. С ней самой в придачу. Эйда готова была отдать жизнь, отстаивая невиновность уже мертвой сестры. И почти наверняка погибла. Значит, что бы ни совершила Ирия — она достойна такой любви.

— Ирия Таррент была невиновна, вы об этом не думали? — Алиса почти кричит. Воплем раненой птицы.

Она знала среднюю дочь покойного Эдварда Таррента? Или просто настолько ненавидит Всеслава?

— Как была невиновна ее сестра или я…

— Даже если невиновна — Лиар не должен отойти матери Чарльза Таррента. Вам прекрасно известны правила политики, герцогиня.

— Вы достаточно высказались, князь! А сейчас — покиньте, наконец, мой дом, чтобы еще одна бешеная собака смогла дойти до своих фрейлин. Или вы и меня убьете?

— Я помогу вам выйти отсюда. Руку, герцогиня. Или