на этом сходство заканчивается. Меня неизменно восхищает, как Господь порою сводит вместе людей настолько несхожих и соединяет их в духовной нераздельности, которая и называется браком.

Фантастическая эрудиция и интеллектуальные способности Джека (К. С. Льюиса) стали своего рода преградой, отделившей его от большей части человечества. Мало кто в его окружении мог спорить или дискутировать с ним на равных, а те, кто мог, неминуемо сходились вместе – так возникла небольшая сплоченная группа под названием «Инклинги», оставившая нам богатое литературное наследие. Среди завсегдатаев этих дружеских посиделок были Дж. Р. Р. Толкин, Джон Уэйн, Роджер Ланселин Грин и Невилл Когхилл.

В Хелен Джой Грешем (урожденной Дэвидмен), – той самой «Х.», о которой идет речь в книге, – Льюис, вероятно, впервые встретил женщину, равную ему в интеллектуальном плане и столь же начитанную и широко образованную, как он сам. Была у них и еще одна общая черта: фотографическая память. Ни Джек, ни она никогда не забывали ни строчки из прочитанного.

Джек родился в зажиточной ирландско-английской семье, в Белфасте, где его отец работал адвокатом в полицейском суде. Детство его пришлось на начало двадцатого века – время, когда представления о личной чести, безоговорочной верности данному слову и общие принципы рыцарственности и хороших манер все еще вдалбливались в молодого британца более настойчиво, нежели любая другая форма религиозной обрядовости. Книги Э. Несбит, сэра Вальтера Скотта и, пожалуй, Редьярда Киплинга задавали стандарты, которые Джек усвоил в юные годы.

С другой стороны, моя мать происходила из совершенно иной среды. Дочь евреев-иммигрантов во втором поколении, из «низов» среднего класса (предки ее отца были из Украины, матери – из Польши), она родилась и выросла в Бронксе, в Нью-Йорке. Если сравнивать детство и юность Джека и Джой, эти двое были поразительным образом схожи только в одном: обладали блестящим умом в сочетании с научным талантом и эйдетической памятью. Оба пришли к Богу долгим и непростым путем – от атеизма к агностицизму, а от него, через теизм – наконец-то к христианству; оба добились замечательных успехов в студенческие университетские годы. Джеку пришлось прервать обучение, чтобы исполнить свой гражданский долг в Первую мировую войну, а маму отвлекла политическая деятельность, а потом и замужество.

Об их жизни, об их встрече и браке написано очень много всего, основанного как на художественном вымысле, так и на фактах (причем порою одно выдает себя за другое), но самая важная часть истории, отраженной в настоящей книге, – это осознание великой любви, что родилась и выросла между ними, пока, наконец, не засияла просто-таки зримым светом. Казалось, этих двоих окружает ими же созданный ореол.

Чтобы хотя бы отчасти понять муку и боль, заключенные в этой книге, и явленное в ней мужество, необходимо сперва воздать должное любви между Джеком и Джой. Ребенком я видел, как постепенно сближаются эти двое замечательных людей, сперва как друзья, затем, в необычной последовательности, как муж и жена, и наконец как возлюбленные. Я был причастен к дружбе, я был дополнением к браку, но от любви я держался в стороне. Я не хочу сказать, что от меня намеренно отгораживались; скорее, их любовь была такова, что я и не мог, и не должен был стать ее частью.

Еще тогда, подростком, я отстранился и наблюдал, как между ними растет и крепнет любовь, и радовался за них. К радости примешивались печаль и страх, ведь я знал, как знали и мама, и Джек, что это величайшее счастье не продлится долго и закончится скорбью.

Мне еще предстояло понять, что все человеческие взаимоотношения заканчиваются болью – это цена, которую наши несовершенства позволили сатане взыскать с нас за привилегию любить. Когда умерла мама, я был юн, а юность жизнеустойчива и унывает недолго; мне предстояло полюбить снова, и не единожды, и, без сомнения, со временем потерять любовь или самому стать такой потерей. Но для Джека закончилось слишком многое – все то, в чем жизнь долго ему отказывала и наконец дала ненадолго, точно бесплодное обещание. Для Джека не осталось надежды (как бы смутно ни провидел их я) на залитые солнцем поля, свет жизни и смех. Я мог опереться на Джека; у бедного Джека не было никого, кроме меня.

Я всегда мечтал по возможности разъяснить одну мелкую подробность из этой книги – свидетельство недоразумения. Джек пишет о том, что, если он упоминал про маму, я всегда конфузился так, как если бы он сказал что-то неприличное. Он, как ни странно, просто не понимал, что происходит. Когда мама умерла, мне было четырнадцать; я почти семь лет отучился в Британской начальной школе и впитал ее доктрины. Все это время в меня вдалбливали: прилюдно расплакаться – это самое постыдное, что только может со мной случиться. Британские мальчики не плачут. Но я знал, что, если Джек заговорит со мной о маме, я безудержно разрыдаюсь, и что еще хуже – он тоже. Вот почему я так смущался. Мне понадобилось почти тридцать лет на то, чтобы научиться плакать, не стыдясь своих слез.

Эта книга о человеке, чьи чувства обнажены; о человеке в его собственной Гефсимании. Она рассказывает об агонии и об опустошенности горя, такого, какое выпадает мало кому из нас, ибо чем сильнее любовь, тем горе сильнее, и чем крепче вера, тем яростнее сатана штурмует ее твердыню.

Когда Джека терзала эмоциональная боль утраты, мучился он и душевной болью – ведь он три года прожил в постоянном страхе, физически страдал от остеопороза и других недугов, и совершенно обессилел, последние несколько недель неусыпно ухаживая за умирающей женой. Ум его пребывал в немыслимом напряжении, какого не вынес бы человек более слабый; Джек принялся записывать свои мысли и реакции на них, пытаясь как-то разобраться в мятущемся хаосе своего сознания. На тот момент он не предназначал эти излияния для печати, но позже, перечитав их, решил, что они могли бы помочь другим людям, которые точно так же ввергнуты горем в смятение мыслей и чувств. Это произведение впервые было опубликовано под псевдонимом Н. У. Клерк. Благодаря своей абсолютной честности и неприкрашенной простоте книга обладает редкой силой: силой беспощадной правды.

Чтобы вполне осознать всю глубину его горя, наверное, необходимо чуть больше узнать об обстоятельствах первой встречи Джека и моей матери и о том, что за отношения их связывали. Мои мать и отец (романист У. Л. Грешем) оба были чрезвычайно умны и талантливы; их семейная жизнь складывалась непросто; то и дело вспыхивали ссоры. Мама была воспитана атеисткой и вступила в коммунистическую партию. Но в