сквозь него. Он очень велик. Когда я был маленьким, мне говорили, что в таких краях водятся ведьмы и оборотни.

- И вам удалось найти хоть одного из них? – спросила Матильда после долгой паузы, не поворачиваясь к нему. В ней боролись два чувства: любопытство и неприязнь.

- Всякое бывало, - непонятно ответил тот. – За рудниками – еще одна гора. Там живет мой давний знакомый, барон фон Ринген…

Матильда быстро взглянула на него и тут же погасила взгляд. Он притворяется? Издевается? Этот человек был той ночью в деревне, после которой пропал ее дед; это из-за него она осталась одна.

- Очень интересно, - нарочито вежливо сказала она. Вызова в ее голосе не было, зато взглядом и позой Матильда показывала этому человеку, что не желает знать его. «Вы не возьмете свои слова обратно?» - безмолвно спрашивал он. «Нет, никогда», - вот что отвечала ему Матильда. Она будет мстить ему, как только придумает, как это сделать незаметно и как не расстроить графиню. Руди вежливо ей улыбнулся, чуть поклонившись, и она заметила, что на поясе у него была не только шпага, но и два кинжала.

За этой короткой беседой она не заметила, как появился их проводник: худой деревенский дед, одетый в перешитую серую куртку и такие же серые штаны. Его сопровождал угрюмый мальчик, похожий на него как две капли воды и топавший деревянными башмачками едва ли не громче деда. Он опасливо глядел на господ, однако это было излишним: никто, кроме слуг, не заинтересовался ни им, ни его дедом, и им было велено немедленно показывать дорогу в горы, откуда якобы открывался прекраснейший во всей Европе вид.

Матильда подобрала юбки, вновь залюбовавшись сочным цветом ткани, и важно пошла следом за взрослыми, гордо вскинув голову. Мальчишка глядел на ее платье, открыв рот, и все время оборачивался, когда процессия двинулась в путь. «Любопытство – удел крестьян», - сказала себе Матильда и только выше подняла нос.

Когда они остановились у обрыва горы, любуясь видом, расстилавшимся перед ними, один из кавалеров заметил цветок, росший на самом краю, и с риском для жизни полез срывать его под возгласы и смех. Одна лишь графиня, казалось, ничуть не была захвачена общим волнением, и, пока Матильда играла с крестьянским внуком в гляделки, незаметно хлопнула ее веером по плечу и погрозила пальцем. Матильда покраснела, застигнутая врасплох; разумеется, ей не хотелось, чтобы о ней говорили, будто она благоволит низким людям. Однако этот мальчик был похож на ее пропавшую спутницу, и она то и дело возвращалась у нему взглядом, гадая, где сейчас Магдалена и что с ней случилось.

Расстроенная и раздосадованная, Матильда сделала шажок назад от господ, затем еще один и еще, и оказалась под кроной высокого узловатого дерева, где росли мелкие ажурные цветочки, похожие на белые звезды. Свою ловкость теперь демонстрировал любовник графини; он увидел цветок еще краше и теперь бахвалился тем, что достанет его; Матильда не хотела смотреть на него, но все же не могла сдержаться – к сожалению, он действительно был ловок и не упал кубарем с горы, как бы ей этого не хотелось. Рядом с ней незаметно оказался крестьянский мальчик. Он упорно глядел в землю, и только пламенеющие уши торчали из-под шапки. Мальчишка поклонился, быстро положил к ее ногам веточку земляники на широком листе подорожника, и ушел назад, к деду, который ждал, опираясь на палку, пока господа натешатся. Он подставил лицо солнцу, то и дело морщась, и Матильде показалось, что в его морщинах лежит грязь и пыль.

Матильда обернулась и увидела, как графиня ядовито поднимает бровь, равнодушно принимая цветок, а дамы шушукаются с кавалерами, прикрывая лица платком: одна из них - с плоским озабоченным лицом, следы оспы на котором не могли скрыть белила - воровато спрятала в карман засахаренное яблоко. Но это все было игрой, и на самом деле графиня ничуть не гневалась, а желала подарить поцелуй; дамы же вовсе не смущались, но ревновали и сплетничали. Матильде стало совсем тошно, и она присела, чтобы поднять ягодку.

Вторым зрением она заметила, как колоски мятлика вздрогнули, будто по ним прошел легкий ветерок, и Матильда замерла, насторожившись. Она не успела осознать, что происходит, когда почуяла странный, до боли в сердце знакомый запах, который тут же заглушил иной: запах зверя, мокрой шерсти, палой листвы и сухих иголок.

Она подняла голову.

На краю дороги, прямо напротив нее, стоял огромный черный волк. Матильда видела его глаза, похожие на желтое золото, огромные зубы и черную жесткую шерсть, свалявшуюся на боку, и крик застрял у нее в горле – ей стало так жутко, что она перепугалась – вдруг у нее разорвется сердце от страха. Волк не двигался, внимательно разглядывая ее, и Матильда молча метнулась назад, запнувшись о подол своего красивого платья, и упала на тропинку, больно ударившись ребрами о деревяшки корсета.

Она поползла, как ящерица, не в силах встать и дышать в пыли и грязи дороги. Матильда явственно видела, как черный зверь кидается на нее сзади, и эти страшные зубы впиваются ей в затылок, но раздался выстрел, и чьи-то руки, пахнувшие помадой, порохом и ладаном, резко подхватили ее, окутанную дымом от выстрела. Онемевшие было слуги заулюлюкали, затопали, закричали, послышался шорох стали, которую достают из ножен, и Матильда, вцепившись в жюстокор своего спасителя, поняла, что запах волка ослабел, а затем рассеялся, будто его и не было.

- А вы достаточно тяжелы, - сказал над ухом Матильды Руди и осторожно поставил ее на землю. Она отпрянула от него, как от гадюки, дрожа от страха и позора: он спас ее! – Хорошо, что этот пистолет меня не подвел, - продолжил он. – Я не слишком доверяю огнестрельному оружию. Иногда в нем застревает заряд, а иногда взрывается раньше, чем нужно. В зверя я, конечно, не смог попасть с такого расстояния, - теперь Матильда поняла, что он разговаривает не с ней, - хоть он