– На всех диапазонах, тащ лейтенант, – удивленно говорит он.

– Внимание командирам иранских подраз-делений, пересекших государственную границу на участке пограничной комендатуры Кермаб, с вами говорит комендант военной базы Кушак майор Бобко Геннадий Петрович. Обращаю внимание на то, что ваши подразделения пересекли государственную границу и находятся на территории ответственности вверенной мне базы. Даю пять минут на вхождение со мной в связь с целью пояснения причин происходящего вторжения и немедленного оставления нашей территории. В случае игнорирования данного предупреждения оставляю за собой право применить все средства и методы для предотвращения вторжения на подконтрольную территорию ваших воинских групп и банд. В случае повторного открытия огня по нашей земле с территории государства Иран применяю оружие на поражение без предупреждения! В случае дальнейшего продвижения пехоты по склону горы Кушак немедленно открываю огонь на поражение! В случае отсутствия ответа по окончании оговоренного времени ваши силы и средства, находящиеся в радиусе пятидесяти километров от охраняемой нами границы, будут уничтожены. Внимание, текст будет повторен на персидском и английском языках в течение пяти оговоренных временных промежутков. Повторяю! Внимание командирам иранских подраз-делений, совершивших вооруженное вторжение на… – Пехота даже не остановилась, Бойко начал считать секунды вслух, высчитывая окончание пятой минуты.

Обращение, по-видимому, записанное на носитель, долбило в уши, по всему эфиру забивая диапазоны своим непререкаемым требованием. Связь между подразделениями иранцев прекратилась. В наушниках звучал на трех языках только ультиматум возвышающегося над прилегающей местностью объекта. На исходе третьей минуты залп самоходок с территории Ирана разорвал тишину жаркого вечера. Снаряды еще только вылетали из стволов, когда сверху раздался тихий скользящий звук, утроенный металлическими стопорами вертикальных подъемников и скрежетом камня о камень и металл. На вершине горы выдвинулась из-под земли вертящаяся радарная решетка. Под ней появилась из недр огромная труба с Т-образной вершиной. Оба крыла стальной «буквы» украшали сверху и снизу по два направляющих пилона. На четырех из восьми пилонах висели знакомые, но полузабытые очертания боевой и разгонной части ракет ТОС «Буратино»[34]. На двух пилонах находилось что-то похожее на ПТУР с тандемной боевой частью. Еще два пилона угрожающе отсвечивали контейнерами никогда мной не виданной ПЗРК новейшего поколения «Мальта». На этом чудеса не закончились. Еще в трех местах из-под отъехавших в сторону огромных скальных кусищ выползли на свет божий не менее устрашающего вида башни, увешанные вдоль и поперек большими и малыми трубами, контейнерами оптическими, радио– и еще какими-то приборами, странного вида ящиками и вполне опасными стволами. Все это торжество милитаризма выглядело зловеще новым, незапыленным и ухоженным.

На фоне этих цилиндров тоненькие стволы автоматических пушек по краям смотрелись, как безопасная проволока на фоне толстенного стального лома. Не дожидаясь разрывов снарядов на собственном склоне, буква Т поводила туда-сюда своими «руками», как бы примериваясь, куда бы и в кого бы швырнуть свои смертоносные игрушки. Две «Буратины» со стальными носами стартовали в направлении батареи самоходок одновременно, с разных рук буквы, легко метнув огромные силуэты ракет на иранскую территорию. Вслед за ними улетели оставшиеся две ракеты тяжелой огнеметной системы. Пехотные цепи внизу застыли. Солдаты повернули головы назад, в свой тыл, заинтересованные неожиданными полетами над головой.

Взрыв боевой части боеприпаса объемного взрыва приравнивается по своей мощности к ядерному. В зоне, где распылилась перед подрывом боевая взрывчатая составляющая, не выживает никто. Вакуумный эффект сводит шансы накрытых воздушно-капельной смесью в минус по шкале выживания. Взрывная волна от подрыва такой тяжелой и большой термобарической упаковки, которую несет «Буратино», рвет перепонки на расстоянии сотни метров от разрыва. На месте иранской батареи самоходных артиллерийских установок осталась огромная рваная восьмерка черной, выжженной земли, с дымящимися остовами тех и того, что было только что на этом месте. Взрывная волна четырех подрывов подняла немалые ядернообразные столбы пыли, огня, дыма и ошметков, разлетающихся вокруг. А майор наверху не унимался в своих мирных предложениях для войсковых групп сопредельного государства.

– Следующий залп будет произведен по пехоте сил вторжения. Время на размышление – одна минута. – В наушнике отчетливо заклацали щелчки метронома, каждый «клац» сопровождался проговариваемой вслух цифрой обратного отсчета на английском языке. Пока все это происходило, «Труба», уничтожившая батарею самоходок, повернула закрылки «рук» с направляющими вверх параллельно основной тумбе, остановилась на мгновение, стопорясь, и убралась вниз. Впечатление было такое, словно робот-солдат выполнил свою работу. Сменил боевое положение на стойку «смирно», прижав руки к бокам, отрапортовал и убыл за получением свежих боеприпасов на конвейер смерти внутри горы. Смертоносная буква поднялась снова минут через пять, заново снаряженная готовыми к пуску контейнерами с «Буратинами». А пока происходила перезарядка, ожила башня, на подвеске которой виднелись автоматические тридцатимиллиметровые пушки 2А72 с темными параллелепипедами дульных тормозов компенсаторов на конце тонких и длинных стволов.

– Внимание, чтобы не было каких-то недомолвок о возможностях защитить ближнее предполье, произвожу предупредительную стрельбу, – послышалась из наушников фраза, повторенная трижды на трех языках. – В случае принятия моего ультиматума поднять руки вверх, сложить оружие, боеприпасы и амуницию под ноги и встать на колени. Офицерам личное оружие разрешается оставить при себе. – На этом разъяснительная часть закончилась. Осколочно-фугасные снаряды двух автоматических пушек прочертили пунктиры коротких очередей как перед линией, развернувшейся для атаки горной пехоты, так и позади нее. Строчки недвусмысленно поясняли, что убежать от четырех пушек с боекомплектом в тысячу выстрелов у четырехсот пехотинцев никак не получится, а снайперская точность системы наведения и четырехкилометровая дальность прицельного выстрела не оставят никаких шансов на спасение. Несколько унтер-офицеров и офицеров, не верующих в силу Аллаха, заключенную в тонких и жалообразных стволах огневого комплекса, все же попытались убежать. Разорванные на куски снарядами, они были наилучшим подтверждением возможностей активированной майором базы.

Бойко, ошалелый от происходящего, автоматической стрельбы, летящих над его головой тридцатимиллиметровых трассеров и ракет, поднял голову от земли и после прозвучавшей над ним очереди удивленно отодвинул каску на затылок.

– Хренасе, мирная обсерватория! – вполне профессионально оценил он Кушак. Иранцы сделали выводы еще быстрее, и командир подразделения залегшей у подножия пехоты вошел в связь с майором, чтобы оговорить условия безопасного отступления и возвращения своих солдат.

– Я Сархан Дженаб – прошу Куш на связь! Прием, – отозвался без всякой радости голос с едва уловимым акцентом в рации на волне, предназначенной для приема капитуляции. То, что иранцы снизошли сразу до русского языка, говорило, что притязания майора приняты всерьез. И сама уступка ведения переговоров на русском языке говорила о том, что противник сдается.