— Я делаю это только для того, чтобы избавиться от боли. А на самом деле боль причиняешь мне ты. Ты втыкаешь в меня иглы изнутри.

Бонни едва не подпрыгнула, но не только потому, что в эту же секунду Изабель яростно ударила иглой. Она почувствовала, что у нее горят щеки. Сердце забилось еще быстрее, чем раньше.

Стараясь не сводить глаз с Мередит, она достала мобильный телефон из заднего кармана брюк, Куда положила его после визита к Кэролайн.

По-прежнему время от времени поглядывая на Мередит, она подключилась к Интернету и торопливо набрала в поисковой строке два слова. Бегло просмотрев пару верхних ссылок, она поняла, что не сможет переварить всю эту информацию даже за неделю — не то что за несколько минут. Но по крайней мере теперь она знала, с чего начинать.

А Мередит тем временем отошла от Изабель.

— По-моему, мы только возбуждаем в ней вражду, — прошептала она, поднеся губы вплотную к уху Бонни. — Ты хорошо рассмотрела ее ауру?

Бонни кивнула.

— Тогда нам, пожалуй, пора уходить отсюда.

Бонни снова кивнула.

— Ты пыталась дозвониться до Мэтта и Елены? — Мередит смотрела на ее мобильник.

Бонни отрицательно покачала головой и повернула мобильник так, чтобы Мередит смогла увидеть слова, которые она ввела в поисковик. Мередит уставилась на них, после чего подняла свои темные глаза на Бонни с видом мрачного узнавания.

Салемскив ведьмы.

— Звучит жутко, но очень похоже на правду, — сказала Мередит. Они были в гостиной в доме Изабель и ждали доктора Альперт. Мередит сидела за красивым столом из какого-то черного дерева с золотым узором и работала за компьютером. — Девочки из Салема — естественно, «ведьмы» — обвиняли людей в том, что те делают им больно. Они говорили, что кто-то щиплет их и «колет иголками».

— Точь-в-точь как Изабель, — кивнула Бонни.

— Еще у них были судороги, и их тела «принимали не мыслимые позы».

— Тогда, в комнате Стефана, у Кэролайн явно были судороги, — сказала Бонни. — А потом она ползала, как ящерица. Если это не называется «принимать немыслимые позы», то я уж и не знаю... Дайка я сейчас попробую.

— Она опустилась на пол и попыталась растопырить когти и колени, как это делала Кэролайн. Ничего не вышло.

— Видишь?

— О господи! — Джим, стоящий в дверях, едва не выронил из рук поднос с едой. В воздухе разнесся резкий запах супа мисо, и Бонни не поняла, то ли от этого запаха почувствовала голод, то ли ей так плохо, что она уже никогда не проголодается.

— Все в порядке, — сказала она, торопливо поднимаясь с пола. — Я просто... хотела кое-что проверить.

Мередит тоже поднялась.

— Это для Изабель?

— Нет, для Обаа-сан... В смысле, для бабушки Иза-тян. Бабушки Сэйту...

—Я уже говорила, называй их так, как тебе удобнее, Обаа-сан, как и Иза-тян, звучит вполне нормально, голос Мередит звучал мягко и уверенно одновременно

Джиму явно чуть-чуть полегчало.

— Я пробовал покормить Иза-тян, но она бросает подносы в стенку. Она говорит, что не может есть. Что-то ее душит.

Мередит бросила на Бонни многозначительный взгляд и снова повернулась к Джиму:

— Может, я его отнесу? Ты сегодня и так набегался. Куда нести?

— На второй этаж, вторая дверь налево. Если... если она скажет что-нибудь странное, ты не обращай внимания.

— Не буду. А ты побудь здесь с Бонни.

— Ну уж нет, — быстро сказала Бонни. — Я пойду с тобой. — Она сама не понимала, о чьей безопасности беспокоится — своей или Мередит, но в любом случае не собиралась отходить от нее ни на шаг.

Поднявшись наверх, Мередит локтем аккуратно включила свет в коридоре. За второй дверью налево оказалась комната со старой леди, похожей на куклу. Она лежала на середине матраса-футона в самом центре комнаты. Когда они вошли, она села и улыбнулась. От улыбки ее морщинистое лицо стало похожим на лицо счастливого ребенка.

— Мегуми-тян, Бенико-тян, вы пришли меня навестить воскликнула она и поклонилась, не вставая.

— Да,— осторожно сказала Мередит. Она поставила поднос рядом со старушкой. — Мы пришли навестить тебя... миссис Сэйту.

— Не шути так. Почему ты не называешь меня Инари-тян? Ты за что-то сердишься на меня?

— Ох уж эти «тяны». Я думала, что «Тян» — это китайское имя. Но Изабель же японка? — прошептала Бонни за спиной Мередит.

Но женщина, похожая на куклу, несмотря на свою старость, глухой все-таки не была. Она прыснула и по детски прикрыла рот обеими руками.

— Ой, не смешите меня перед едой. Итадатшасу! — Она взяла в руки миску с супом и начала отхлебывать.

— Я думаю, что «тян» — это слог, который прибавляют к имени того, с кем ты дружишь, — как Джимми начинает Изабель «Иза-тян», — громко сказала Мередит. — А «Йита-да-кимасу» — слово, которое произносят, когда начинают есть. А больше я не знаю ничего.

Краешком сознания Бонни уловила, что имена «подружек» бабушки Сайту по случайному совпадению начинаются с «М» и «Б». Но вообще она была занята расчетами — пыталась понять, как расположена эта комната по отношению к комнатам первого этажа — особенно к комнате Изабель.

Прямо над ней.

Маленькая старушка перестала есть и принялась пытливо рассматривать их.

— Нет-нет, вы не Бенико-тян и Мегуми-тян. Я поняла. Но они иногда приходят ко мне в гости. Иногда заходит мой дорогой Набухиро. Другие тоже заходят, но они делают нехорошие вещи, но меня воспитывали при храме — и я знаю, как от них избавиться. — По невинному старческому лицу скользнула тень удовлетворенного понимания. — Коре ни ва кицунэ га карандэ исоу да не, — добавила она.

— Простите, миссис Сэйту, что вы сказали? — спросила Мередит.

— Я сказала, что тут явно не обошлось без кицунэ.

— Ки-тсу-не? — переспросила Мередит.

— Без лисы, глупая девочка, — бодро ответила старушка. — Разве ты не знаешь, что они могут превращаться в кого угодно. Даже в людей. Лиса может превратиться в тебя, и тогда родная мать не отличит ее от тебя — настоящей.

— То есть... лиса-оборотень? — сказала Мередит, но бабушка Сэйту уже стала качаться взад-вперед, глядя на стену за спиной у Бонни. — В детстве мы играли в игру, — говорила она.— Все становятся в крут, а один человек встает в центре с завязанными глазами. Потом мы пели песню: «Уширо но шоунен даре? Кто у тебя за спиной?» Я и своих детей научила играть в эту игру и даже сочинила маленькую песенку по-английски.

И она запела голосом, который мог принадлежать или очень старой, или очень молодой женщине, и все время, что пела, не сводила глаз с Бонни: