Фактически при Бату начала складываться система права Улуса Джучи, существенно отличавшаяся от правовой системы Монгольской державы.

Новый статус Бату в империи давал ему дополнительные возможности в законодательной сфере, в частности — право издания ярлыков, которым обладали до сих пор только великие ханы. Ни сам Бату прежде, ни его ближайшие преемники подобного права не имели. И вот теперь, после воцарения Мунке, «султанам Рума, Сирии и других стран он жаловал льготные грамоты и ярлыки, и всякий, кто являлся к нему, не возвращался без достижения своей цели» [СМИЗО 1941, с. 15]. Помимо ярлыков — жалованных грамот, Бату также издавал ярлыки, представлявшие собой решения по судебным делам: «начали являться к нему цари и царевичи, князья и купцы — все огорченные тем, что были лишены вотчин своих. И Батый судил по справедливости и возвращал каждому, кто просил, его области и владения, и снабжал специальными грамотами, и никто не смел противиться приказам его» [Киракос 1976, с. 218]. Таким образом, и в судебной сфере над «царями, царевичами и князьями» он приобрел права, фактически равные хаганским: прежде Бату обладал правом суда только над своими виновниками и нойонами, а чтобы разрешить спор тех или иных вассальных государей, ему приходилось отправлять их в Каракорум.

Точно так же он выдавал ярлыки и купцам, покровительствуя коммерции: в этом он следовал традиции своих деда Чингис-хана и дяди Угедэя. Продолжая их торговую логику, Бату нередко выдавал купцам ярлыки и пайцзы, фактически уравнивая их в статусе с государственными чиновниками и посланцами: торговцы получали право на бесплатную смену лошадей и провиант на ямских станциях, освобождались от уплаты тамги и ряда других сборов. Только впоследствии великий хан Мунке, ставивший государственные интересы выше личного обогащения, «это отменил: поскольку торговцы ездят для приобретения денег, какой смысл давать ездить им на почтовых лошадях. И приказал, чтобы они ездили на собственных животных» [Рашид ад-Дин 1960, с. 141].

Не подлежит сомнению, что источники, сообщающие о правовых актах, издаваемых Бату, говорят именно о ярлыках — актах высшей юридической силы, а не просто административных распоряжениях, которые имели право издавать в рамках своей компетенции владетельные Чингизиды, правители областей Монгольской империи. Право издания ярлыков определенно появилось у Бату только после воцарения Мунке. Получив его, наследник Джучи пользовался им весьма широко, что и привело к изменению системы законодательства в его улусе.

В Монгольской империи главным источником права служила Великая яса Чингис-хана — имперское писаное законодательство, а также ясы его преемников — высшие законы. Действие ясы после Чингис-хана постепенно сходило на нет, и в империи (особенно в период династии Юань и позднее) стало широко применяться новое кодифицированное законодательство — вероятно, под влиянием китайской правовой традиции [ср.: Рязановский 1931, с. 23-24; см. также: Кычанов 1986, с. 7 и след.]. В Улусе Джучи гораздо большее значение, в значительной степени благодаря Бату, приобретали ярлыки.

Унаследовав в целом систему законодательства Монгольской империи, Улус Джучи, соответственно, унаследовали недостатки этой системы. Главным из них был запрет Чингис-хана под страхом смерти отменять или изменять Великую ясу, а принимать новые ясы могли только великие ханы. Бату таковым не являлся, и этот запрет он свято соблюдал. Между тем в Улусе Джучи начинали развиваться новые формы отношений, которые не могли регламентироваться ясами ни Чингис-хана, ни его преемников, поскольку были обусловлены политическими и социально-экономическими особенностями Улуса Джучи — преобладанием мусульманского населения, активной торговлей со странами Европы (в том числе и морской) и другими. Поэтому, получив право издавать ярлыки, Бату сумел ликвидировать возникающие «пробелы» в праве. С помощью ярлыков он в значительной мере корректировал, уточнял и дополнял использовавшееся в Улусе Джучи монгольское имперское законодательство.

Впоследствии эту практику настолько активно продолжили его преемники, что вскоре ханские ярлыки стали основным источником права Улуса Джучи, оттеснив на второй план и торе — обычное право, и ясы — право монгольских хаганов. При этом и на торе, и на ясу Джучиды с пиететом ссылались в своих ярлыках в течение еще нескольких столетий! [см.: Rachewiltz 1993, р. 103; Почекаев 2004а, с. 539-540].

Поначалу казалось, что в Монгольской державе установилась настоящая идиллия. Мунке заявлял посланцу Людовика IX Вильгельму де Рубруку: «Как солнце распространяет повсюду лучи свои, так повсюду распространяется владычество мое и Бату» [Вильгельм де Рубрук 1997, с. 138: ср.: Языков 1840, с. 152]. Великий хан всячески демонстрировал свое уважение к Бату и согласовывал с ним любые решения. Так, когда к Мунке прибыл царь Малой Армении Гетум I, хан выдал ему ярлык, а затем потребовал, чтобы царь направил к Бату посла, «чтобы показать ему грамоты и приказ Мангу-хана, дабы и тот написал приказ в соответствии с грамотами [хана]» [Киракос 1976, с. 225; Klaproth 1833, р. 212]. Младший современник событий — армянский втор Давид Багишеци в своей «Истории» сообщает даже, то к Бату приехал сам царь Гетум [Галстян 1962, с. 104]. Аналогичное сообщение встречается и у Вильгельма де Рубрука: «Мангу написал ему так, что если ему угодно что-нибудь прибавить, отнять или изменить, то пусть он это сделает» [Вильгельм де Рубрук 1997, с. 179-180: ср.: Языков 1840, с. 180]. Тем самым Мунке формально признавал фактический раздел Монгольской державы, в соответствии с которым ее западные владения находились под властью Бату, и решающее слово по поводу этих земель (в число ко-эрых входила и Малая Армения) и интересов их правителей принадлежало наследнику Джучи. Между кузенами сложились настолько дружеские отношения, что Бату, возможно, даже соизволил лично побывать у Мунке в Монголии, забыв о своих «болезнях» [Киракос 1976, с. 218; ср.: Федоров-Давыдов 1992, с. 77].

Однако постепенно в отношениях между Бату и Мунке начала проявляться напряженность, и причины ее коренились в активизации деятельности Мунке по реорганизации управления. Первые его шаги в этой сфере, казалось бы, вовсе не имели целью ослабить власть наследника Джучи, но...

Например, Мунке сохранил пост даруги Хорасана за Аргун-акой, которого утвердил еще Гуюк. И если даже при прежнем великом хане — злейшем противнике Бату! — у Аргуна был везир Шараф ад-Дин из числа ставленников правителя Улуса Джучи, то теперь даже речи не заходило о том, чтобы Бату направил в Хорасан своего полномочного представителя. Аналогичным образом, после казни Эльджи-гитая Мунке вернул пост правителя «Четвертого климата» (так в персидских источниках именуются Кавказ и Передняя Азия) Байджу-нойону — давнему сопернику Бату в борьбе за власть над этими областями. Стремление Мунке уравновесить влияние своего западного соправителя и собственного ставленника в этом регионе проявлялось весьма красноречиво.