– Совсем, совсем, – сказал Песец, – а то бы к тебе не обращались. Ты смотри, чтобы без ошибки было.

– Ты что – меня первый день знаешь? Если я сказал – будет болеть, значит, будет болеть. Если всё как надо собрал – не сомневайся. Ну ладно, засиделся я с вами, пойду уж.

– Иди, иди, да про дело забывать не сметь.

После того как сиртя взял плату, Песец немного осмелел и даже стал тому дерзить. Таковы законы колдовской сделки: когда плата получена, а дело ещё не сделано, то хочешь не хочешь, а терпи дерзости заказчика.

Сиртя соскочил с камня и принялся укладывать полученную от Хитрого Песца плату в мешок. А шаман стал поторапливать Филиппа:

– Возвращаемся. Времени почти не осталось. Если хоть минутку просрочим, останемся здесь навсегда, а это нельзя. Не людской это мир.

– Ты же говорил – нам здесь никак нельзя остаться. Что всё равно вернёмся! Врал, что ли?

– Э-э-э! Врал – не врал, какая сейчас разница. Сейчас бежать надо быстро-быстро, пока смерч держится.

И первым засеменил по тропинке обратно. Филипп кинулся за ним. На бегу он оглянулся: сиртя стоял возле оленного камня, где они оставили подношение, и копался в большом мешке, который взялся неизвестно откуда. Мешок был открыт и в нём что-то позванивало и поблёскивало жёлтыми зайчиками. Опытный купец, Филипп без труда определил, что же там, в мешке: «Так вот, значит, какую бобровую струю с салом мы сирте принесли; в мешке, почитай, пудов пять золота, а то и больше».

Но эти мысли существовали как бы отдельно от Филиппа. Сейчас он был больше занят тем, чтобы не отстать от Хитрого Песца на обратном пути до Ворот. А самоед, несмотря на возраст и коротенькие ножки, оказался страсть каким резвым. Филипп еле за ним поспевал, правда, не забыв спросить (любознателен был – спасу нет!):

– А кто такие эти сиртя?

– Потом скажу. Бежим скорее, если хочешь дома оказаться.

И припустился ещё быстрее, делая такие длиннющие прыжки, какие по-настоящему-то никто и не может. Такие только во сне и получаются. Филипп тоже оказался страсть каким прытким: очень уж не хотелось ему остаться навеки в этом мрачноватом мирке.

Вскоре они добрались до болотца, возле которого ещё продолжал крутиться смерч. Правда, он уже почти стих, а когда умрёт совсем, дверь в средний мир закроется, и открыть её будет очень трудно, если вообще возможно. Песец на бегу шарил за пазухой, доставая все оставшиеся волшебные предметы. Подбежав, метнул в центр вихря последний пучок мха, потом, облизывая пальцы – кусочек сала, комок бобровой струи, щепотку толчёного изумруда, бросил кружку с остатками розового масла. Каждый раз вихрь становился чуть выше, шире, быстрее, но тут же уменьшался до прежнего размера. Песец недоумённо застыл – чего же ему ещё надо, прожорливому? Потом его осенило, и он достал тряпицу с последним волосом и так, не разворачивая, и бросил в середину смерча… Ветер зашумел, столб вихря вырос почти до неба. С деревьев полетели листья, испуганно закричали птицы.

– Быстрее, Филя, быстрее, пока сила не кончилась, не то ворота закроются! – орал Песец, хватая купца за руку и таща его в центр смерча.

Филипп не заставил его повторять дважды и одним прыжком очутился в центре перехода. Песец прыгнул за ним…

…И тут же оба вывалились на середину Филипповой думной палаты. Сели на пол, отдышались. Здесь всё было тихо и обычно. В очаге тлели угольки. Казалось, и не отлучались они никуда. За дверью послышалось шумное дыхание и шорох. Кто-то постучал.

– Что ещё? – недовольно спросил Филипп.

– Барин, что там за шум у вас? – спросил слуга. – Чаю, как бы не изобидел тебя проклятый басурманин.

– Пшёл вон, без тебя разберусь, – рявкнул Филипп, – совсем распоясались, лезут без спроса, пороть пора.

– Басурманин этот самоедский тебя не обижает? А то я его живо…

Филипп уже успокоился и ответил почти миролюбиво:

– Кто меня обидит, тот дня не проживёт. Я сам кого хочешь обижу – мало не покажется. Пшёл вон тебе сказано!

За дверью послышался сокрушённый вздох и затопали удаляющиеся шаги. Филипп взглянул на Песца:

– Когда Докука болеть начнёт?

– Сиртя свои слова крепко держат. Если сказал – сделает. Может, уже сегодня и начнёт. А завтра с утра – это крайний срок.

– Это хорошо, – улыбнулся Филипп, – а ты мне не ответил тогда, сиртя – это кто такие?

– Были такие люди в тундре, когда там ещё ненцев не было. А потом мы пришли, стали с ними воевать. Они и ушли в нижний мир. Стали выдутана – шаманами шаманов. А может, и духами. Не знаю, этого никто не знает. Знаю только, что сильные они очень в волшебном ремесле, сильнее их никого нету. Все духи их слушаются. Ну, может, не все. Но всё равно, если они пообещали, то сделают. Если обманут, силу потеряют. Заклятие такое на них положено.

– А кто положил-то?

– Точно никто не знает. Но кто-то на них положил. Вот и живут в нижнем мире. А там ведь не шибко сладко, пусть ты даже выдутана из выдутан.

– А-а-а! – сказал Филипп.

Хотя ничего, конечно, не понял.

– Ладно, Филька, спать надо, однако. Завтра будем смотреть, как Докука болеть станет.

Филипп уже было собирался крикнуть слуг, чтобы отвели Хитрого Песца в его вонючую каморку, но вдруг хлопнул себя по лбу и спросил:

– Слушай, ты сказал, что вы, самоеды, воевали с сиртя и они от вас сбежали в нижний мир?

– Да, было такое дело. Ненцы – великие воины, победили сиртя.

Филипп не стал говорить, какого он придерживается мнения относительно боевых качеств самоедов, его волновало другое:

– Меня вот что интересует, Песец. Если вы их так сильно обидели, то они на вас должны теперь быть сильно злыми. А при случае – навредить как можно больше? Так?

Шаман задумчиво почесал затылок. Такая мысль его ещё не посещала. Он задумался.

– Давно сиртя знаю. Не водилось такого за ними.

– Ну, раньше не водилось, так сейчас, может, водится. Всё в мире однажды случается впервые.

– Правильно говоришь, Филька. Бывает и так. Да только зачем сиртя это? Обманут нас – не будет им больше веры ни у кого. Я ведь об обмане на всю тундру кричать буду. И никто с ними дела иметь не будет. Кому они нужны – обманщики-то? Они ростиком, конечно, маленькие, но умом шибко большие. Нет, не будут они обманывать. Да и времени сколько прошло с тех пор, как ненцы сиртя обидели. Может, они и забыли уже об этом. А если не забыли, так простили. А не простили, так сделать ничего не могут – сил мало. Такие дела, Филька…

Филипп отправил Песца в его каморку, не забыв поставить у дверей Елпидифора. Старый палач от бердыша и пищали отказался. Оружием в охранном деле он признавал только кнут, который и взял с собой. И то сказать: не посчастливилось бы этой ночью и самому вооружённому человеку, попытайся он освободить Песца из заточения. А в полуночь сменил его на посту малолетний его выученик – рыжий Малюта. Приняв от наставника кнут, встал у дверей. Сейчас не поздоровилось бы и самому Хитрому Песцу, вздумай он бежать этой ночью. Пусть даже и с помощью колдовства… Но на то он и хитрый, чтобы знать, что, когда и как надо делать.