Нелюди отодвинули преграду от входа и стали неторопливо расползаться по коридору. Дальше держать оборону на этом участке было невозможно и бессмысленно.

— Льнов, отступаем в подвал! — крикнул Нечаев.

Любченев напоследок послал несколько снарядов в толпу и бросился за Льновым.

* * *

На лестнице показался священник. Коридор уже был захвачен врагами, перекрывшими ему путь в подвал. Помещение заполнили черные рериховцы. Слепой сатанист развернулся с вытянутой рукой и как указателем ткнул ею наверх, где стоял Цыбашев. От общего потока, стремящегося к подвалу, отделилась небольшая группа. Нелюди деревянными негнущимися шагами начали подъем по ступеням.

Любченев застыл в дверях, ведущих в подвал. Он уже не мог вести стрельбу так, чтобы случайно не зацепить своих.

Льнов работал секирой, разваливая наступающие фигуры, непобедимые своим вязким натекающим количеством.

Цыбашев понял, что пробиться к остальным у него не хватит сил. Подступала смерть, и ее нужно было встретить достойно.

Нечаев увидел друга:

— Отец Сергий!

— Уходите! — крикнул с лестницы Цыбашев, вытаскивая копия.

— Держись, отец, я сейчас! — крикнул Нечаев. Сжимая в одной руке лопату, а в другой кистень, он бросился в толпу, нанося во все стороны сокрушительные удары.

Так сильна была эта ярость, что вокруг Лехи образовалась пустота, вымощенная истекающими телами. За несколько секунд он совершил, казалось, невозможное, проделав путь от подвала к лестнице. Шипастый шар, врезавшись в слепое лицо сатаниста, высек из него кровавые искры. Свистящие удары лопаты раскроили черепа стоящим на ступенях.

Льнов оглянулся на черный проем подвала:

— Держи вход, Любченев!

Он кинулся на помощь Лехе. Свободное пространство, вырубленное мужеством Нечаева, постепенно затягивало подкреплениями снаружи. Льнов перевел «Хеклер-Кох» на автоматическую стрельбу. Это был последний магазин.

К поредевшим рериховцам присоединились трупно-синие кришнаиты с голыми как бубны черепами. Появились неизвестные Льнову нелюди, в полувоенной форме, с крошечными крестиками на погонах.

Поддавшись магическому обману этого деревянного непротивления врагов, Льнов позволил себе подпустить одного из них слишком близко. Глаза лысой твари вспыхнули болотным огнем, распахнулся рот, проросший узкими, как нити слюны, клыками. Льнов ударил снизу секирой: стальной полумесяц вспорол жилистое горло кришнаитской нечисти.

Священника и рериховцев разделяли две ступени. Цыбашев прыгнул вниз на врагов, метя сразу в двоих. Копия с хрустом пропороли грудины, выдавливая из них кровавые выплески. Все трое упали, скатываясь вниз.

Леха поднял Цыбашева, взвалил бессильное тело на плечо и начал обратный спуск. У входа в подвал раздавались взрывы. Враги пробились уже туда, и Любченеву приходилось тратить драгоценные заряды, неэкономно уничтожая нелюдей по одному.

— Помоги, Льнов, — крикнул Леха, на которого наседали сразу несколько врагов, — отнеси отца в подвал, а я прикрою вас.

Льнов дал последнюю длинную очередь, бросил на пол умолкнувший пистолет-пулемет и, подхватив освободившейся рукой священника, побежал с ним к подвалу. Сзади раздался жуткий вой вступающих в схватку трезвенников.

Любченева уже не было видно — только вражеские спины, исчезающие в подвале. Раздались подряд два взрыва, из черного проема взрывной волной выкинуло кровавый огрызок черепа.

— Не стреляй, — крикнул Льнов, — мы спускаемся! — И, выставив руку с секирой, бросился по лестнице.

Стены и низкий потолок были заляпаны мозгом и кровью. Последний враг покачивался уже от смертной неуверенности, куда падать. Удар секиры повалил труп.

— Держи священника! А я за Лехой! — Льнов вытащил пистолет и побежал по узкой лестнице наверх, где, судя по ругани, еще живой, дрался Нечаев.

За эти полминуты в здание набилось больше полусотни. Безнадежно отрезанный от подвала, отбиваясь лопатой и кистенем, в брызжущем кровью круге находился Нечаев. Его ловкость и выносливость позволяли ему уберечь себя, но количество врагов неумолимо выдавливало его наружу, к выходу. Он отчаянно кружился на месте, весь покрытый, как новорожденный, красной слизью.

Льнов кинулся на врагов. В несколько взмахов он почти приблизился к Нечаеву. Тот увидел Льнова: «Я сейчас!» — и попытался пробиться к нему. На Леху напали сзади, он вскрикнул и развернулся для ответного удара, сверкнула его лопата, врубаясь в чью-то грудину, взмах кистеня раздробил висок, с корнем вырывая у нелюдя глаз.

— Держись! — Льнов, не щадя патронов, продвигался к Нечаеву.

Пистолет умолк. Привалившись к стене, Льнов сменил обойму. Этих секунд хватило, чтобы неожиданно подступившие с боков противники отнесли сражающийся в центре клубок с Нечаевым к обвалившемуся дверному проему. Разбивая поганые воющие рыла, наседающие отовсюду, Льнов уже не видел самого Нечаева. Несколько раз взметнулась бурая от крови лопата. Потом он услышал: «Уходи, Льнов!» Снаружи колыхнулась человеческая масса, и голос Нечаева затих навсегда.

Вражеский поток, усиленный черными иеговистами, похожими из-за своих распятий-столбиков на загробных тренеров, двинулся на Льнова. Он побежал к подвальным дверям. Любченев ждал его. Свистнула тетива, опрокидывая последним зарядом несколько самых прытких фигур. Льнов захлопнул дверь, погружаясь в темноту. Клацнул засов. С другой стороны в дверь сразу глухо застучали.

Вспыхнул фонарик. Льнов обшарил светом стены коридоров.

— Что с церковником? — Льнов положил на пол секиру и повернулся к Любченеву.

— Наверное, сознание потерял. А где Леша?

— Умер… — боль в голове заставила Льнова умолкнуть. Усилием воли он пытался побороть дурманящую пульсацию.

— Мы тоже скоро умрем? — спросил Любченев.

— Не болтай. Выберемся.

Льнов направил луч на дверь, дрожащую от внешних ударов как мембрана.

— С ней они дольше провозятся. Здесь бетон, из него не так скоро крепления вышибешь.

Он подсел к священнику, приподнял его голову и стал осторожно похлопывать по щекам:

— Давай, очнись. Некогда умирать.

Цыбашев глубоко вздохнул. Потом сказал:

— Включи свет, Алексей.

— Нет уже Лехи… — сказал Льнов.

— Темно очень, — повторил Цыбашев.

— Я проверял. Выключатель не работает… — Льнов почувствовал, как боль докатилась до висков, чуть коснулась их и отпустила.

— Нет, он исправен, — Цыбашев пришел в себя. — Это когда мы тебя ждали, то провода отсоединили. Попроси Алексея.