Даже странно, что он до сих пор не показался на горизонте.

Но еще покажется, можно было не сомневаться. А показавшись, немедленно обнаружит следы беглецов.

– Ну и что будем делать? – спросила я у Бокши.

– Идти! – не колеблясь ни секунды, ответил мой удалой ант.

Что мы и сделали.

* * *

Ворон вокруг не было, но я все-таки умудрилась заняться их ловлей. Тащилась позади волокуши, в ногах у князя, и полностью отдалась плавному течению мыслей Бокши. Это было такое блаженство – после всех истерик, крови и рыданий окунуться в тихую, безмятежную реку его величавых, спокойных размышлений.

Он думал о том, что видел, лишь изредка отвлекаясь на ассоциации и воспоминания. А видел все так ярко, выпукло – не видел даже, нет, – созерцал! Тяжесть волокуши ничуть не мешала ему получать удовольствие от молчания листвы вокруг тропинки, косого солнечного луча на огромной кружевной вуали паутины между деревьями, смешного танца двух бабочек, объясняющихся в любви.

Я должна была следить за узлами, чтобы кокон нашего дорогого князя вновь не съехал с волокуши, но я так расслабилась, так прониклась безграничной уверенностью Бокши, что ничего плохого в мире произойти не может… А нас догнали давно уже – и пасли, как самых настоящих баранов.

Когда я спохватилась и закрыла глаза, всматриваясь, то обнаружила кое-что новенькое. Не злую волю волхва, не осторожную внимательность Еева – нет, нас обступило тупое тяжелое давление. Никаких изысков, никакого разнообразия: в лоб – плотно и тупо.

Источник давления нашелся не сразу – слишком ровной была пелена окружившей нас тяжести. Я осторожно пощупала наверху, среди ветвей – никого. Ниже – моя мысленная рука почти скрылась в сером тумане, не встречая никакого сопротивления. Повела еще ниже, над самой землей. И оглушительный вопль заставил сердце пропустить удар. Я отдернула руку, но поздно: плотного давления как не бывало, а на пальцах имело место ощущение раздавленного слизняка.

Бокша топал вперед, не сбавляя скорости. Никакого вопля он не слышал. Получается, я своим неловким движением раздавила кого-то на мысленном уровне.

– Бокша, – позвала я, чувствуя гадливую дурноту от совершенного. – Положи-ка волокушу да взгляни – вон за тем кустом.

– На что? – уточнил ант, послушно укладывая волокушу. Знала бы я – на что!

– Кто-то там должен быть. Мертвый. Скользкий. Липкий. Бокша скрылся в кустарнике.

– О, да тут еще одна тропинка! – донесся его голос. – А липкого никого нет. Только лесовин дохлый валяется. Принести

– Не надо, сама посмотрю, – откликнулась я, уже проламываясь сквозь переплетенные ветви. Он действительно был нисколечко не скользкий и не липкий – с чего это мне показалось? Довольно аккуратный зверек. Валялся, раскинув лапы с короткими кожисто-черными пальчиками. Задние конечности длинные, передние – покороче. Так что при желании он, вероятно, мог ходить и вертикально – на задних лапках. Короткая серая шерстка оставляла впечатление мягкого войлока. Она росла по всему телу, поднималась по шее на безухую голову и внезапно обрывалась у человеческого младенческого личика. Искривленного гримаской плача.

– Ух ты, – озабоченно сказал Бокша, – Лесовин-то нюнил!

– И что?

– А это значит – заманивал.

– Куда?

– Знамо куда – в свою ловушку.

– Он людьми питается?

– Он такая тварь – все жрет! Людей, конечно, редко. Да и кто здесь ходит? Но если уж человека заманил – тоже слопает, не поморщится. Тут, госпожа, дело такое – как бы мы не заплутали! Он. лесовин, когда заманивает, с пути-то сбивает Я шел – думал, правильной дорогой иду, а оно, может, и не так… Вы уж накажите меня, дурня, по всей строгости, только теперь я и не знаю точно, куда вас завел!

Он сокрушенно покачал головой, переполняясь сознанием своей бесконечной виноватости.

– Бокша! – строго сказала я. – Ты не виноват. Он во всем виноват – лесовин. А ты все равно дорогу найдешь, как бы он тебя не сбивал!

Нужный эффект был достигнут: Бокша вынырнул из горькой хандры и с самым деловым видом завертел головой, соображая: – Найду, вот вам крест святой! Места и впрямь незнакомые, но выберемся обязательно!

– А как выглядит ловушка лесовина?

– То-то и оно, что никак не выглядит. Идешь – дорога как дорога, а упадешь вниз – колья острые. Мы с ватажниками находили такие ловушки, но уже использованные, с костями.

– А давай-ка, Бокша, не пойдем по той тропинке, на которую он нас вывел. Кто знает, чем она закончится, – не ловушкой ли? Лучше перейдем сюда, на тот путь, которым он сам бежал. Себя-то он в ловушку загонять не стал бы, как думаешь?

– Ну госпожа! – Бокша даже обомлел. – Ну голова! А я – то – дурень дурнем! И правда ведь! Надо сюда переходить.

Он споро ухватил волокушу, ныряя в зарослях, нашел проход – и вот мы уже в том же порядке, но двигаемся по новой тропе.

Бокша теперь внимательно смотрел под ноги, и у него вызревала мысль, которая в конце концов все-таки дозрела.

Я вздохнула и остановилась, покорно ожидая продолжения.

Бокша осторожно уложил волокушу, повернулся, вытер мокрую от слез щеку, поклонился в пояс. Потом счел, что этого мало, и, степенно опустившись на колени, припал лбом к траве: – Бога буду за вас молить, госпожа. Спасительница моя. Кабы не вы – я ж первый шел, я в ловушку лесовинскую и попал бы. Спасли вы меня, душу мою грешную, ваша она по праву теперь!

Ну, положим, его душа и раньше была моя, без всяких формальностей – мне ли этого не видеть в его курчавой голове? Так что прибыли никакой я не получила. Но за благодарность – спасибо.

– Это потому, – наставительно произнесла я, – что мы вместе. А одна я без тебя пропала бы. Так что это ты молодец!

Бокша, стоя на коленях, покрутил головой, пытаясь сообразить: как это у госпожи так ловко вышло, что она ему жизнь спасла и он же молодец получается?

– Ладно, мудрец ты мой, – засмеялась я. – Вставай, пошли уже. За дорогой следи.

Бокша и следил. Что не помешало нам наткнуться на болото.

– И куда теперь? – устало спросила я.

День клонился к сумеркам.

Не оставить ли на завтра канитель с поиском нового пути. не приготовиться ли к ночлегу?

Тем более что Бокша и сам так думал. И указал прямо в середину болота:

– Туда Кто б возражал, а я – то знала его мысли. Бокша по темной поре опасался дикого зверья, а на островке, что он заприметил среди унылых болотных кочек, зверье нас достать не могло.

– Пошли, – вздохнула я, хоть и страсть как не хотелось лезть в болотную жижу.

Но обустроиться на болотном островке нам не дали. Только мы вышли на твердое, как сразу несколько человеческих существ засемафорили своими мыслями с другого края островка. Почувствовав направление этих мыслей, я охнула: – Бокша, падай!