Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мистер Мэрривейл у себя? – спросила Кэт.
– Он сейчас занят. Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Скажите, у вас нет новой информации о Салли Дональдсон? – спросила Кэт.
– Назовите, пожалуйста, свое имя.
– Кэт Хемингуэй. Из «Новостей».
Вид у Сьюзан Молден был такой, будто она только что сломала зуб. Она порылась в бумагах, извлекла листок и на вытянутой руке протянула его Кэт, словно боялась заразиться, если приблизится.
«КЛИНИКА ПРИНЦА-РЕГЕНТА – ПРЕСС-РЕЛИЗ – СРОЧНО» – было напечатано сверху. Кэт стала читать.
«24 октября
Прошедшее в газетах сообщение о том, что миссис Салли Дональдсон, умершая 14 октября в клинике Принца-регента, похоронена заживо, совершенно безосновательно.
Покойница провела пять дней на аппарате жизнеобеспечения в отделении интенсивной терапии, после того как была диагностирована смерть мозга от отека, вызванного непрекращающимися эпилептическими припадками. Была выполнена полная процедура констатации смерти, аппараты жизнеобеспечения отключены после консультации и с полного согласия родственников покойной.
Газетный репортер, который не присутствовал на эксгумации, по-видимому, неправильно истолковал естественные биологические процессы, которые происходят после смерти в незабальзамированном трупе, и счел их доказательством тому, что женщина была похоронена живой.
Дальнейшие заявления клиника сделает после расследования».
Кэт взглянула на Сьюзан Молден. На ее лице было написано такое самодовольство, что у Кэт заныло в желудке. Круглые стекла очков победоносно сверкали.
Не желая давать девушке возможности позлорадствовать, боясь потерять самообладание и сказать или сделать что-то, о чем впоследствии она будет жалеть, Кэт вышла из комнаты. Дело явно пытались замять. Если было что заминать.
– У тебя великолепный «петух», ты это знаешь? Правда великолепный. – Ее пальцы двигались вверх и вниз по опавшему скользкому пенису, ласково поглаживая его. – Просто великолепный, – нашептывала она ему на ухо. Дыхание ее было горячее и шершавое, как и ее кожа.
Харви Суайр почувствовал, что пенис снова напрягся. Сандра целовала его шею, соски, рука ее скользила по его телу медленными, длинными движениями.
– Такой огромный. – Она провела языком по его груди, плотно прижалась к пупку, медленно обводя его языком. Затем продолжила свой путь вниз, нежно взяла в рот пенис и стала ласкать его губами. Она поиграла языком вокруг возбужденной головки и попробовала кончиком языка проникнуть в дырочку на ее вершине.
Харви сжал от удовольствия кулаки и резко втянул в себя воздух. Тогда она стала облизывать пенис, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз, снова поднимаясь, пока ее губы не сомкнулись вокруг яичек. Он почувствовал приступ тревоги, болью отозвавшийся в желудке. Харви был утомлен, потерял ощущение времени. Два, может быть, три часа ночи. Это была мягкая летняя ночь; они занимались любовью полчаса или час тому назад, и пот еще не высох на его теле.
Каждый раз, когда Сандра приподнимала голову, он видел ее груди – большие, белые, мерцающие в ярком свете фонаря, проникающем сквозь открытое окно. И он видел, как мерцала кожа напрягшегося члена, когда губы Сандры скользили по нему то вверх, то вниз.
Это будет их последнее свидание. Они уже дважды занимались любовью в его постели в тесной квартире неподалеку от «Слона и замка», которую он купил на деньги, оставленные матерью.
Он был прав – Сандра здорово трахалась. Так здорово, что, когда она пробегала языком по его животу, сжимала зубами его соски, а потом, выгибаясь над ним, снова опускалась, заталкивая пенис в себя, медленно, дюйм за дюймом, скользя по его телу, у него возник соблазн отложить свой план и встретиться с ней еще пару раз.
Он пригласил Сандру к себе, после того как встретился с ней в блоке интенсивной терапии у кровати манекенщицы – прекрасной блондинки, чья мозговая деятельность была блокирована барбитуратами, чтобы приостановить судороги. Мэдди Стелман.
Роланд Данс дал ему задание следить за ней. Он сидел у ее кровати, наблюдая линии осциллографа, уставившись на ее неподвижное тело. Мозг мертв. Если у нее оставалось какое-то сознание, какие-то мысли, они должны находиться вне мозга. А возможно, и вне тела.
Трижды, убедившись, что поблизости никого нет, Харви отключал аппарат искусственного дыхания, чуть больше чем на минуту – он боялся, что его могут застать за этим делом. Он не хотел рисковать своей карьерой еще до того, как она началась. У него впереди уйма времени, чтобы все проверить.
Но даже эти три коротких момента были чрезвычайно волнующими: он находился рядом с кем-то, кто умер, но может снова вернуться к жизни. Это было за три часа до того, как доктор О'Ферал, который отвечал за лечение манекенщицы, распорядился прекратить капельное введение барбитуратов. В течение следующего часа, когда их действие постепенно прекращалось, Харви наблюдал, как на мониторе ЭЭГ снова начали появляться пики. Регулярные, ровные пики. Нормальная энцефалограмма. Эпилептический припадок миновал.
В конце дня девушка наконец открыла глаза. Харви ждал признаков того, что его узнали. Ну, что она, например, скажет: «Эй! Я была тут, наверху, под потолком палаты. Я видела, как ты поднял руки вверх и сделал победный знак!»
Вместо этого девушка уставилась на него недоумевающим взглядом и голосом вначале невнятным, а затем холодным и негодующим спросила:
– Где, черт побери, я нахожусь?
Когда он объяснил ей, что она в отделении интенсивной терапии, она посмотрела на него с недоверием и осуждением, будто считала ответственным за то, что находится здесь.
Если сознание и покидало ее тело, она не помнила об этом, и настойчивые расспросы Харви все больше и больше раздражали ее. Когда к кровати подошел Роланд Данс, она попросила его сказать Харви, чтобы тот прекратил донимать ее дурацкими вопросами.
Харви попросил Данса дать ему знать, если у нее будет еще приступ. Данс сказал, что консультант-невропатолог решил перевести ее на обычные противосудорожные препараты для лечения эпилепсии. Харви был разочарован. Данс пообещал дать ему знать, если поступит еще один больной в status epilepticus, но вряд ли это случится в ближайшие месяцы, добавил он.
Свет играл на белых грудях Сандры. Он мельком увидел ее яркие соски, когда поднимался и опускался ее живот, когда она скользила вверх и вниз, видел белые бедра, чувствовал ее животный запах.
Она замедлила движения, слегка приподнялась так, что пенис почти выскользнул из-под нее, потом стала снова опускаться, уставившись ему прямо в глаза, улыбаясь почти демонической улыбкой, скользя вниз по набухшей головке, все глубже вбирая его в себя, потом снова вверх, сильно прижимаясь черными лобковыми волосками к мягкой коже у пупка.
– О, Харви, Харви!