Я ухватилась за холодный камень церковного саркофага, чтобы не упасть.

— Расскажите все.

Это была довольно простая история и очень печальная. Если бы речь шла не о Джонатане Рэндолле, а о ком-нибудь другом, я могла бы расплакаться от жалости.

Освобожденный от службы у герцога Сандрингемского после скандала вокруг имени Мэри Хоукинс и будучи слишком слабого здоровья, чтобы претендовать на новое назначение, Александр Рэндолл вынужден был обратиться за помощью к своим братьям.

— Уильям прислал ему два фунта и письмо с серьезными увещеваниями. Боюсь, Уильям слишком строгий человек и он не готов был пригласить Алекса к себе в Сассекс. Жена Уильяма немного… э… сурова в своих религиозных суждениях. — В голосе его прозвучали нотки юмора, и это мне показалось симпатичным в нем, возможно оттого, что придавало ему сходство с будущим праправнуком.

Неожиданное воспоминание о Фрэнке так потрясло меня, что я пропустила мимо ушей его следующее замечание.

— Извините, что вы сказали? — Пальцы моей правой руки крепко сжали золотое обручальное кольцо. Фрэнка нет. Я должна перестать думать о нем.

— Я сказал, что снял комнаты для Алекса недалеко от замка и что сам ухаживаю за ним, так как мое материальное положение не позволяет мне нанять слугу.

В связи с захватом Эдинбурга посещать Алекса стало затруднительно, и ему часто приходилось оставаться одному, если не считать женщины, которая время от времени приходила убирать комнаты. Плохое состояние его здоровья усугублялось еще и плохой погодой, неважным питанием и неудовлетворительными условиями жизни. Встревоженный Джек Рэндолл вынужден был обратиться ко мне за помощью. И чтобы получить эту помощь, он был готов предать своего короля.

— Почему вы обратились именно ко мне? — спросила я наконец.

Рэндолл удивился.

— Потому что я знаю, кто вы. — Он притворно улыбнулся. — Если кому-то не терпится продать свою душу дьяволу, почему бы не обратиться к представительнице сил тьмы?

— Вы действительно считаете меня представительницей сил тьмы?

Конечно же, он так не считал. Ему нравилось насмешничать, но сейчас он говорил вполне серьезно.

— Не считая слухов, которые ходили о вас в Париже, вы сами мне сказали об этом, — подчеркнул он. — Когда я позволил вам покинуть Уэнтуорт. И это было серьезной ошибкой, — мягко добавил он. — Нельзя было позволить вам уйти оттуда живой. Но у меня не было выхода. Ваша жизнь была ценой, которую он установил. А я бы заплатил и больше за то, что он дал мне.

У меня вырвался какой-то странный шипящий звук, который я тотчас же подавила, но слишком поздно. Рэндолл сидел на каменной плите, одной ногой опираясь о камень, другая была вытянута для равновесия. Свет луны пробивался сквозь облака, падая на него через разбитое окно. Его профиль и жесткая линия рта, смягченные темнотой, напомнили мне человека, которого я любила, — Фрэнка. Я предала этого человека. Из-за меня он никогда не появится на свет.

«Грехи отцов падут на детей… и уничтожат его, его корни и ветви, так что его имя будет забыто…»

— Он рассказывал вам? — вопросил мягкий, тихий голос из темноты. — Он когда-нибудь рассказывал вам о том, что произошло между нами, им и мной, в той небольшой комнате в Уэнтуорте?

Несмотря на потрясение и ярость, охватившую меня, я заметила, что он избегал упоминания имени Джейми. «Он», «ему». И никогда «Джейми». Это имя принадлежало только мне. Я с трудом произнесла сквозь стиснутые зубы:

— Он рассказывал мне. Все.

Рэндолл тяжко вздохнул:

— Нравится это вам или нет, моя дорогая, мы крепко повязаны между собой, вы и я. Не могу сказать, что мне это приятно, но вынужден признать, что это именно так. Вы прекрасно помните прикосновение его кожи, такой теплой, не правда ли? Иногда она обжигала. Вы помните запах его пота и жесткость волос на его бедрах. Вы помните крик, который он издает в конце. Помню это и я.

— Успокойтесь! — властно воскликнула я. — Замолчите! — Он не обращал на меня внимания. Откинувшись назад, он говорил задумчиво, словно сам с собою. Несмотря на владевший мною гнев, я понимала, что он говорит все это не из желания досадить мне, ему хотелось говорить о том, кого он любит, чтобы снова пережить сладкие минуты блаженства. С кем еще он мог говорить о сокровенных чувствах к Джейми, как не со мной?

— Я ухожу! — решительно заявила я.

— Уходите? — услышала я спокойный голос позади себя. — Я могу отдать вам в руки генерала Холи, иначе он захватит шотландскую армию. Ваш выбор, мадам!

У меня возникло острое желание ответить, что генерал Холи не стоит того. Но тут же я вспомнила о шотландских военачальниках, квартировавших в Холируде, — Кильмарноке, Балмерино, Лочиэле… О самом Джейми, о тысячах солдат и о том, что будет значить для них эта победа. И что произойдет, если я не приму предложение Рэндолла.

— Тогда продолжайте, — сказала я. Казалось, что мой гнев не произвел на него никакого впечатления, он не допускал и мысли, что я могу ему отказать. Голос, звучавший во мраке церкви, оставался спокойным и уверенным, в нем отчетливо ощущалось торжество:

— Он дал мне то, чего никогда не даст вам, потому что вы женщина, хотя и колдунья. Я познал его так же, как он познал меня. Мы крепко связаны, он и я, кровью.

— Вы избрали очень странный способ просить меня о помощи. — Мой голос дрожал, пальцы лихорадочно теребили складки юбки.

— Вы так считаете? Думаю, будет лучше, если вы все поймете, мадам. Я не прошу, вас о милости, не взываю к вашей доброте, я предлагаю вам сделку, я плачу вам за ваши услуги, но хочу, чтобы вы поняли: я испытываю к вам те же чувства, что и вы ко мне.

Его слова потрясли меня. Пока я лихорадочно искала ответ, он продолжал:

— Мы связаны с вами особыми узами — дорогим для обоих телом одного человека. Таких крепких уз у меня не существует даже с братом. Тем не менее я прошу вас вылечить его за ту цену, которую я вам предлагаю. А теперь скажите, считаете ли вы эту цену достаточной?

Я повернулась и пошла прочь от него. У меня дрожали колени и поступь была неуверенной. Сделав всего несколько шагов, я поспешила опереться о стену. Было слишком темно, чтобы разглядеть, что выгравировано на мраморной плите, но по очертаниям глубоких линий догадалась, что это очертания черепа, покоящегося на скрещенных костях. Я прижалась лбом ко лбу высеченного на плите черепа. С закрытыми глазами я стояла, пытаясь подавить в себе чувство отвращения и дать успокоиться бешено колотившемуся сердцу.

…Да, но эти узы не имеют отношения к Джейми. Это иные узы! — мысленно твердила я ему. Мерзкий ублюдок! Ты овладел им, верно. Но я вернула его, избавила его от тебя. Он не принадлежит тебе! Ты не имеешь на него ни каких прав! Но струившийся по груди пот и мое прерывистое дыхание свидетельствовали об обуревавших меня сомнениях.

Это цена, которую я обязана заплатить за утрату Фрэнка? Тысяча спасенных жизней в качестве компенсации за одну-единственную жизнь?