Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В боковое окно со стороны водителя я вижу его. У обочины, между двумя легковыми седанами, лежит на асфальте небольшой дорожный мотоцикл. На зелёном бензобаке надпись «Stels Flame 200», наполовину стёртая при ударе о землю. Чудо китайского мотопрома изрядно помято, зеркала отломаны, передняя фара треснула, тут и там краска стёрта до металла. Но мотоцикл пострадал гораздо меньше своего владельца. Беднягу забросило под машину, где он сломал себе шею – из-под днища торчат безжизненные ноги.
Издав победный клич, Ваня выскакивает из «Хаммера». С заднего сиденья слышится недовольное ворчание. Перебуженные внезапной остановкой пассажиры разминают затёкшие суставы, зевают в голос.
Один Женя продолжает спать, уткнувшись головой в стенку машины и нахмурив брови.
Арт, сидящий к нему ближе всех, утирает рукавом взмокший лоб. Потом с любопытством заглядывает Жене в лицо.
– Ну и жар… весь горит.
Он предпринимает попытку растолкать его, но я останавливаю:
– Не надо. Пусть спит.
Оставляем Женю в «Хаммере», а сами выходит на улицу.
Ваня уже поднял мотоцикл на подножку и теперь внимательно изучает узлы машины. Круглое лицо светится детским счастьем.
– Я всегда мечтал, всегда мечтал… – приговаривает он, счищая рукавом плаща куски грязи с сиденья.
– Ты хоть ездить умеешь? – скептически замечает Михась.
Ваня так заворожён находкой, что не удостаивает его ответом. Вместо этого берётся за торчащий в замке ключ зажигания, поворачивает.
Мотор не заводится. Ваня повторяет попытку. Ничего.
– Облом, – говорит Арт.
– Ща заведётся!
Отточенным движением знатока Ваня откидывает лапку кик-стартера и бьёт по ней ногой. Раз, другой. С третьего раза двигатель устало всхрапывает, а после четвёртого оживает рокочущая глотка.
12:20
Следующие двадцать минут занимают проводы. Со вчерашнего дня каждая минута у нас на вес золота (на вес ампулы), а потому своих родственников на Профсоюзной Ваня решает искать сам. Я предлагал ему найти машину и взять кого-то в напарники, но он отказался – дескать, одному на мотоцикле всяко быстрее, да и играть в «тяни-толкай» на двухколёсном транспорте не придётся. Договорились встретиться на Стандартном, крайний срок назначили на шесть вечера, потом будем бить тревогу.
Ваня получает в дорогу наплечный рюкзак с водой, кое-какой снедью, фонариком, спичками и прочими незаменимыми в пути вещами. Также кладём туда запас патронов для «Сайги», сам карабин Ваня устраивает за спиной. К шлёвке на джинсах цепляем охотничий нож в ножнах. Не хватает только шлема – снимать его с изрядно подгнившей головы хозяина мотоцикла никто не рискнул.
Последней отдаю рацию:
– Поставил свежие батарейки. Звени, если что.
Ваня уже оседлал своего двухколёсного коня – мерно рокочет заведённый двигатель, подрагивает изолированная пластиком выхлопная труба.
– Обязательно, – рация исчезает в кармане плаща.
– Поаккур`тней, Вано! – напутствует Витос.
– Да, – кивает Михась, – по бордюрам не езди больше.
Все улыбаются. Шире всех – Ваня. Он определённо наслаждается своей новой ролью «байкера – истребителя зомби».
– Вы тоже. Жеку берегите. Ну и… найдите их.
Улыбка исчезает с моего лица вместе с поднявшимся на миг настроением. Сейчас я бы охотно поменялся с Ваней местами.
Мотоцикл медленно выкатывается на дорогу, подталкиваемый ногами седока. Потом Ваня выкручивает ручку акселератора, и «Stels Flame 200» с рычанием берёт разгон.
13:13
Мы возвращаемся на Таганрогскую под навалами дождевых облаков. Из-под чёрных насупленных туч не выглядывает больше солнце. В тонированном салоне «Хаммера» совсем темно. Как бы ни отрицал я теорию Михася о ночном образе жизни «прокажённых», но сгустившийся мрак будит Женю не хуже утреннего света. Арт, который теперь за рулём, замечает это в зеркальце заднего вида, подаёт мне сигнал.
Женя выпрямляется на сиденье и оглядывает салон. Странно, но он совсем не выглядит человеком, только что пробудившимся ото сна. Движение точные и резкие, глаза широко распахнуты, в мышцах нет расслабленности, присущей людям спросонья.
– Мы где? – спрашивает он.
– Подъезжаем, – отвечает Михась. – Как самочувствие?
– Лучше не бывает. Ваня уже уехал?
– Ага, – говорит Витос. – Умчал на байке.
– Значит, он его нашёл. Я же помню, что мотик был, – Женя вытягивает шею, стараясь разглядеть пейзаж в ветровое стекло. – Вроде дождь намечается?
– Будем надеяться, самый обычный, – говорю я. – Промокнуть под водой – меньшая из наших проблем.
Странно представить, что в былом мире люди боялись дождя только поэтому.
– Сомневаюсь, – вдруг говорит Женя.
Все недоуменно смотрим на него.
– Я про дождь, – поясняет он. – Вы разве не чувствуете запах…
Как идиоты, качаем головами. Все окна закрыты, в салоне работает климат-контроль.
– А ты что, чувствуешь? – тянет Витос.
– Конечно, – отвечает Женя, и на его лице вдруг появляется самодовольная улыбка.
Эта улыбка заставляет моё сердце биться чаще. Мне кажется, или его новое состояние начинает ему нравиться?
Подгоняемый неясным ужасом, Арт вдавливает педаль газа в пол. «Хаммер» мчится по просеке на Таганрогской, подпрыгивая на кочках.
– А ещё я кое-что слышу, – продолжает Женя. – Вы тоже скоро услышите.
Арт немного опускает стекла, мы прислушиваемся.
Сначала ничего, кроме звука мотора и шуршания шин по асфальту. Потом…
– Вот оно! – вскрикивает Арт. – Гудит!
Да. Больше всего это напоминает гудение пчелиного улья – огромного, циклопического улья. Нечто похожее мы уже слышали – в первую ночь эпидемии, когда весь город стоял на ушах. Но тогда звуки были немного иные, с примесью чего-то привычного, обыденного. С примесью…
…людских голосов. Живых голосов. Люди кричали, визжали, молили о помощи. Но они были, эти самые люди. То была песнь толпы. Умирающей может быть. Агонизирующей, может быть. Но в голосе той толпы чувствовалась жизнь.
Гул, который доносится до нас откуда-то спереди, лишён этих звонких ноток. Это мёртвый однообразный поток, без каких-либо вкраплений. Как будто флотилия Боингов одновременно прогревает турбины.
– Что это? – спрашивает Виталик.
Мы по привычке ждём ответа от Жени, но у того его нет. Он только пожимает плечами.
– Прибавь, – обращаюсь к Арту и неожиданно срываюсь на крик: – Прибавь! Прибавь! Прибавь!