– Да. Над Осирисом довлеет проклятие видеть будущее. Твое будущее и твое дитя были в одном из этих видений.

Таурт что-то проговорила, и Тот улыбнулся.

– Она говорит, чтобы ты не волновалась. Из тебя выйдет очень хорошая мать.

– Правда?

Таурт передала ей маленький холщовый мешочек с вышитыми на нем странными значками. Открыв его, Соколица увидела небольшой продолговатый амулет из красного камня. Женщина с любопытством повертела его в пальцах.

– Это ачет, – проклекотал бог. – Он символизирует солнце, встающее на востоке. Этот амулет дает силу и мощь Великого Ра. Это для ребенка. Храни его до тех пор, когда мальчик вырастет и сможет носить его.

– Спасибо. Я так и сделаю. – Она порывисто обняла богиню, которая ответила ей тем же и растворилась в переполненной комнате.

– Идем же, – сказал Тот, – другие тоже хотят поговорить с тобой.

Соколица и Тот углубились в толпу богов, и каждый из них горячо ее приветствовал.

– Почему они так себя ведут? – спросила она, когда бык Хани едва не сломал ей ребра, сжав в объятиях.

– Они рады за тебя, – объяснил Тот. – Рождение ребенка – это чудо. В особенности для того, у кого есть крылья.

– Ясно, – сказала она, хотя на самом деле ей ничего не было ясно.

У нее было ощущение, будто Тот чего-то недоговаривает, но ибисоголовый человек смешался с толпой прежде, чем она успела спросить его.

В самый разгар приветствий и импровизированных речей она вдруг поняла, что страшно устала. Соколица перехватила взгляд Тахиона – тот беседовал о чем-то с Анубисом. Она постучала по циферблату своих часиков, и доктор сделал ей знак присоединиться к ним. Когда она подошла, такисианин как раз спрашивал Анубиса об угрозе, которую представляла для них секта Hyp. Неподалеку отец Кальмар обсуждал с Осирисом вопросы теологии.

– Боги защитят нас, – ответил на вопрос Анубис, поднимая глаза к небу. – К тому же, насколько я понял, охрану вокруг храма усилили.

– Прошу прощения, что перебиваю, – извинилась Соколица, обращаясь к Тахиону, – но, если я не ошибаюсь, завтра рано утром у нас назначено еще одно мероприятие?

– Чуть не забыл! Сколько сейчас времени? – Он вскинул брови, увидев, что уже второй час ночи. – Нам пора ехать. До Луксора еще час дороги, а вам, юная леди, нужно высыпаться.

Порог своего номера в отеле «Винтер Пэлас» Соколица переступила с отчаянно бьющимся сердцем. Вещей оператора не было. Она упала в просторное кресло, и рыдания, которые подступали к горлу весь вечер, наконец вырвались наружу. Женщина плакала, пока не иссякли слезы и не разболелась голова.

«Ложись спать, – велела она себе. – У тебя был долгий день. Сначала кто-то пытался тебя пристрелить, затем ты узнала, что беременна, потом тебя бросил мужчина, которого ты любишь. Следующим номером выяснится, что Эн-би-си закрывает “Соколиное гнездо”. Хорошо хоть ты знаешь, что с ребенком все будет благополучно», – думала она, раздеваясь.

Соколица выключила свет и забралась под двуспальное одеяло. Но заснуть сразу не могла.

«А вдруг Таурт ошиблась? Вдруг ультразвук покажет отклонения? Мне придется сделать аборт. Я не хочу этого, но не могу же я привести в этот мир еще одного джокера. Аборт идет вразрез со всеми моими принципами. Но неужели тебе хочется провести остаток жизни, ухаживая за чудовищем? Можешь ли ты отнять жизнь у ребенка, пусть даже он и джокер? А Фортунато? Как бы решил он?»

Мысли ее крутились по одному и тому же замкнутому кругу, пока в конце концов сон не сморил ее.

Разбудил ее Тахион громким стуком в дверь.

– Соколица! – как сквозь туман проник в ее сонное сознание его голос. – Ты здесь? Уже половина восьмого.

Она кувырком скатилась с кровати, завернулась в простыню и отперла дверь. В коридоре стоял такисианин, и на лице у него было написано неприкрытое раздражение.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени? – сердито набросился он на нее. – Мы должны были встретиться в вестибюле еще полчаса назад.

– Знаю, знаю. Можешь отругать меня, пока я одеваюсь.

Она подхватила одежду и двинулась в ванную. Тахион закрыл за собой дверь и окинул ее замотанную в простыню фигурку оценивающим взглядом.

– Что здесь произошло? Где твой воздыхатель?

Соколица высунула голову из-за двери ванной и с полным ртом зубной пасты пояснила:

– Ушел.

– Не хочешь рассказать мне об этом?

– Нет!

Наскоро причесавшись, она бросила взгляд в зеркало и нахмурилась при виде осунувшегося лица и опухших заплаканных глаз. Ужасный вид! Потом быстро натянула одежду, сунула ноги в сандалии, схватила сумочку и вышла к Тахиону, который ждал ее у двери.

– Прости, я проспала, – извинилась она, когда они торопливо шагали по фойе к ожидавшему их такси. Мне было никак не заснуть.

Тахион внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Они ехали молча, и в голове у нее крутились мысли о малыше, Маккое, Фортунато, материнстве, ее карьере. Внезапно она спросила:

– Если ребенок… если УЗИ… – Она собралась с духом и продолжила: – Если УЗИ покажет, что с ребенком что-то не так, мне смогут сделать аборт сегодня?

Тахион сжал ее холодные руки в своих.

– Да.

«Пожалуйста, – взмолилась она про себя, – пожалуйста, только бы все было в порядке». Голос Тахиона вторгся в ее мысли.

– Что?

– Соколица, что случилось с Маккоем?

Женщина отвернулась к окошку и отняла у Тахиона руку.

– Он ушел, – бесцветным голосом сообщила она. Наверное, вернулся обратно в Нью-Йорк. – Соколица сморгнула слезы. – Сначала вроде бы он все воспринял спокойно, ну, мою беременность, и про Фортунато тоже… Но когда он услышал, что, если ребенок выживет, он скорее всего будет джокером, то… в общем… – По ее щекам снова потекли слезы. Тахион передал ей свой обшитый кружевами шелковый платок. Женщина взяла его и вытерла глаза. – В общем, когда Джош услышал это, то решил, что не хочет иметь со мной и ребенком ничего общего. Ну, и ушел.

Она смяла платок в маленький влажный комочек.

– Ты по-настоящему его любишь? – ласково спросил Тахион.

Соколица кивнула и снова смахнула слезинку.

– Если ты сделаешь аборт, он вернется к тебе?

– Не знаю и знать не хочу, – ощетинилась она. – Если он не может принять меня такой, какая я есть, он мне не нужен.

Тахион покачал головой.

– Бедная моя! Этот Маккой – просто осел.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем такси затормозило перед больницей. Пока Тахион совещался о чем-то с регистратором, Соколица прижалась спиной к прохладной белой стене приемной и закрыла глаза. Она пыталась отрешиться от всех мыслей, но не могла не думать о Маккое.