На втором этаже Эшмоловского музея заслуживают внимания прежде всего археология и европейское искусство. Кикладские идолы, бронзовые фигурки из Луристана, статуэтки этрусков, ассирийские барельефы из дворца Нимрода – все это было найдено во время легендарных раскопок, организованных в том числе и оксфордскими археологами, самый знаменитый из которых, сэр Артур Эванс, раскапывал Кносский дворец. Благодаря ему Эшмоловский музей обладает теперь самым богатым собранием минойского искусства за пределами Крита. Есть там кувшин с танцующими каракатицами, каких вполне мог бы нарисовать Пикассо. Одно только гончарное искусство – вазы с черными и красными фигурками, чаши, амфоры, лекифы, – по экспонатам читается история развития и одновременно панорама повседневной жизни Греции и ее мифология.

Но если бы у меня было совсем мало времени, я пошел бы прямиком в зал Ренессанса, № 39. От Мадонн Джотто, Беллини, Джорджоне до «Джакомо Дориа» Тициана и маньеристского парадного портрета Джованни де Медичи кисти Бронзино; от cassones (расписных сундучков) до табличек слоновой кости – какое богатство! Одна сияющая ночная сцена является неизменной звездой этого зала – «Охота в лесу» Паоло Учелло, шедевр математической точности и живописной страстности, столь убедительный, что мне каждый раз кажется, будто я слышу крики загонщиков, раздающиеся из их широко разинутых ртов. Бронзовые скульптуры Возрождения составляют лишь часть весьма значительного собрания скульптур Эшмоловского музея.

Только один штрих в зале № 43: мраморный бюст молодого Кристофера Рена, один из исполненных жизни бюстов английского барокко (Эдвард Пирс, 1673).

Как будто случайно на втором этаже в лестничном вестибюле Эшмоловский музей демонстрирует один из самых ценных своих экспонатов. Нажатие кнопки, и из сумерков витрины выплывают головы, руки, агония распятия, грива дикого жеребца, падающий рыцарь – рисунки Рафаэля, Микеланджело, Тициана. И это, конечно, лишь мимолетный взгляд в понятный всем мир рисунков старых мастеров.

В зале офортов (по предварительной записи) можно увидеть и другие, в том числе шестьдесят восемь рисунков Рафаэля – самое репрезентативное в мире музейное собрание. Все они из коллекции художника сэра Томаса Лоуренса, как и пятьдесят четыре наброска Микеланджело. Но это только малая часть собрания. Боттичелли, Гуэрчино, Тьеполо, Грюневальд, Дюрер, Гольбейн, Рембрандт, Ватто – едва ли хотя бы одно из великих имен отсутствует в зале офортов Эшмоловского музея.

В собственности музея имеется и значительное собрание немецких рисунков xix века. Ядро коллекции – дары эмигрантки из Берлина, специалистки по истории искусства Греты Ринг, племянницы Макса Либермана.

Фонды музея постоянно расширяются: и за счет коллекции рисунков Тёрнера, переданной Джоном Рёскином (в дополнение к собственным работам), и за счет наследия импрессиониста Камиля Писсарро, чей сын Люсьен перебрался на жительство в Англию. Великие английские акварелисты Томас Гёртин, Джон Селл Котмен, Дж. М. У. Тёрнер представлены в Эшмоловском музее так же основательно, как сатирик Томас Роулендсон, романтический визионер Сэмюэль Палмер и Эдвард Бёрн-Джонс, чей расписной свадебный шкаф, некогда подаренный Уильяму Моррису, ныне украшает зал прерафаэлитов на третьем этаже. Там же можно увидеть и удивительное собрание голландских натюрмортов, ботанических шедевров xvii века.

Соответствующие специалисты давно знают о «своих» помещениях: о залах раннего вустерского фарфора и ювелирных украшений мастеров-гугенотов, о кабинетах медалей и монет, часов, гравированного стекла и о молчаливом мире коллекции Хилла в самом конце. Звездой этого исторического собрания музыкальных инструментов является скрипка Страдивари 1716 года. Рассказывают, что один из ее владельцев постоянно о ней говорил, но никому не показывал, пока кто-то не усомнился – мол, скрипка его подобна Мессии: его обещают, а он все не является. Сейчас знаменитая скрипка-мессия занимает отдельную витрину. И еще одно, последнее, сокровище Эшмоловского музея, вокруг которого разворачивается интрига в романе Декстера «Драгоценность, которая была нашей». Это так называемая «Драгоценность Альфреда» из золота, эмали и горного хрусталя. «Заказано мне Альфредом» – гласит надпись; возможно, это фрагмент подсказки для чтения рукописей времен короля Альфреда (871–899).

В xxi век Эшмоловский музей вступил, обзаведясь пристройкой в неоклассическом стиле ретро, последней судорогой постмодерна. Ротонда в виде греческого круглого храма ведет от Сент-Джонс-стрит в новую Саклеровскую библиотеку, построенную Робертом Адамом (2001) – часть проекта расширения, включающего также галерею китайской живописи xix и xx веков, центр античного искусства (Evans & Shalev) и галерею современного искусства. Там мы, возможно, скоро вновь увидим единственного в Эшмоловском музее Сезанна, украденного в ночь смены тысячелетий 2000 года.

Эшмоловский музей не может пожаловаться на соседей. Улица Бомонт-стрит представляет единственный в Оксфорде георгианский уличный ансамбль, сохранившийся в первозданном виде. Он был построен в 1822–1833 годах. Фасады стоящих в ряд трехэтажных домов сложены из тесового камня, и пропорции их не менее совершенны, чем отдельные детали: портики с колоннами, дверные ручки, кованые балконные решетки. На Бомонт-стрит квартируют преимущественно адвокаты, врачи, маклеры и архитекторы. Неплохое капиталовложение для построившего их Сент-Джонс-колледжа, ведь эти дома по-прежнему принадлежат ему.

На южной стороне Бомонт-стрит, наискосок от Эшмоловского музея, в 1938 году открылся театр, самый именитый из четырех театров Оксфорда. Лондонские театральные звезды Дирк Богарт и Алек Гиннесс, играли на этой сцене, а в 1966 году в спектакле Кристофера Марлоу «Доктор Фауст» сыграли даже две голливудские суперзвезды – Ричард Бёртон и Элизабет Тейлор. Для Ричарда Бёртона это был своего рода домашний спектакль, ведь он полгода изучал англистику в Эксетер-колледже – вполне достаточно, чтобы в качестве old boy получить право на грант, из которого, собственно говоря, и вырос театр Бёртона и Тейлор. В этом театре проходили премьеры большинства постановок Оксфордского университетского драматического общества, и для многих эта студенческая сцена стала трамплином к мировой славе – не только для Роуэна Аткинсона (известного как Мистер Бин), но и для Мэгги Смит, Майкла Пейлина, Джона Шлезингера, Кеннета Тинэна и Линдсея Андерсона, которые, будучи студентами Оксфорда, входили в Драматическое общество (OUDS).

Бомонт-стрит заканчивается Т-образным перекрестком или, лучше сказать, упирается прямо в классический фасад Вустер-колледжа. Оказавшись в его первом, входном дворе с огромным газоном, фанаты Льюиса Кэрролла, нигде не задерживаясь, устремляются к узкой остроконечной арке в юго-западном углу. Сейчас вам пригодятся воспоминания о Стране чудес, чтобы последовать за Алисой, когда она заглядывает в «самый прекрасный сад на свете». На самом деле небольшой тоннель ведет в ландшафтный садик с озером. Настоящая Алиса Лидделл нередко приходила сюда с Льюисом Кэрроллом, чтобы покормить уток на озере. Парк, расположенный на берегу Оксфордского канала, когда-то основательно заболоченного, был разбит в 1817 году – с аккуратными газонами, продуманными группами деревьев, извилистыми дорожками и озером в форме вьющейся ленты. До сих пор это идеальная природная сцена для летнего суденческого театра. Здесь в присутствии самого Льюиса Кэрролла ставили и «Алису в Стране чудес»: благотворительное мероприятие, когда публика ничего не платила за вход, зато покинуть сад могла только за деньги.