мять её, поигрывая и неторопливо перекатывая между пальцами вечно, но сама картинка настолько подстегнула процесс, что организм заявил: «пора!».

Боря сжал грудь чуть сильнее, ускорился до предела, а затем вошёл глубоко, почти жёстко и обоих понесло под потолок, закрутив сначала каждого в финале, а потом слив воедино.

Он наполнял её доверху, даже не думая извлекать корень. Она откинулась на спину, устав держаться и всецело отдавалась ощущения наполненности. Да, у неё было несколько квартир, дом, престижный автомобиль и порядочный счёт в банке под будущие планы, но оказалось, что всего этого недостаточно, чтобы почувствовать вкус жизни. Теперь же словно к монохромной картине под названием «работа и жизнь» подошёл весёлый, озорной художник и достав мольберт, принялся раскрашивать яркими красками всё, что видел.

Красный — и она ощущает сокращения стенок истерзанной вагины.

Оранжевый — и ноги начинают дрожать, устав от растяжки, которую давно себе не позволяла.

Жёлтый — и что-то внутри начинает естественный отбор. Миллионы сперматозоидов устремились к цели, но привередливая яйцеклетка выберет лишь одного, максимум — двух.

Зелёный — он вышел с чавкающим звуком и всё лишнее из вытекает из неё прямо на рабочий стол из массива дуба.

Голубой — и уже не важно его это соки или её. Всё смешано в одном причудливом коктейле, который может и должен порождать жизнь.

Синий — оба тяжело дышат и порой глядя друг на друга, устало улыбаются.

Фиолетовый — закрепляющий поцелуй, чтобы зафиксировать произошедшее. Это надёжнее любого договора.

— Борь…

— Да, Ага?

— Ага?

— А как уменьшительно-ласкательно говорить Аглая? Не Агуша же. Нет?

— А… ну да… зови Ага, — снова улыбнулась риэлторша.

Когда мужчина ищет слова, чтобы сделать приятно, после того, как уже сделал приятно — это сверхусилия. Ведь всякий человек знает, что после секса мужчина отворачивается и засыпает… Даже если стоял.

— Агуша это какой-то перебор, — заметил Боря, ощущая, как кровь возвращается в голову. — Нам же ещё работать вместе.

— Вот уж точно, — рассмеялась девушка так свободно и звонка, как никогда прежде.

Словно струны запретные порвало, замки сорвало, а то и наручники заточения спали. Пришёл мужик, победил, освободил. А ей нет, чтобы повозмущаться — молчит. Хорошо, потому что.

Натянув обратно семейные трусы и комбез до кучи, Глобальный присел рядом на стол, очень надеясь, что тот выдержит обоих. Сама-то Аглая много не весила. Маленькая, аппетитная нимфа около шестидесяти килограмм. Или даже булочка, благо что пышности и жара в ней хватало. Но он то тёртый калач с весом под восемьдесят. А может уже и больше. Когда последний раз взвешивался? Ещё перед армией, на медкомиссии, но с тех пор поднабрал.

Говорят, есть всего два типа «пох-мужчин»: те, кто к лету «поху-деют» и те, кому на это «поху-ю». Боря был пока из первой категории, держа себя в спортивно-рабочей форме. Только скидывать было уже нечего. Кожа, да кости. Всё остальное жилы. Без мышц.

«Для мышц кушать чаще надо», — заметил внутренний голос и перевёл внимание на партнёршу, компаньонку, а может, теперь и нечто большее.

Приподнявшись со стола, девушка сидела на самом краю, ощущая лёгкое головокружение. Силы оставили Аглаю. Как и желание одеваться, обуваться. Она уже потянулась к ненавистному лифчику, пытаясь вернуться в реальным мир. Но Боря поднялся, подхватил её на руки и отнёс к софе.

Ему понравился её запах. Внимание привлекало кольцо на пальце. Очень надеялся, что на обратной стороне нет свастики или прочей пакости. Сам упустил этот момент, сразу не посмотрел.

«Убедиться бы теперь, а то неловко выйдет. А о делах можно и позже поговорить», — прикинул внутренний голос.

— Слушай, давай полежим немного, — предложил он. — Смотрю, тут диванчик широкий.

— Да, я его очень…ценю, — была полностью согласна на всё Аглая, даже

если бы предложил сейчас отдать почку его родственникам. Это состояние не отпустит ещё минуты три-четыре.

Но о почках Боря не думал. Признаться, единственное, что понимал в этот момент мужчина, это то, что если положить её чуть повыше или самому спуститься пониже перекладины, то подушки искать не придётся.

«На одну сиську ляжешь, другой укроешься», — заметил внутренний голос: «Ну а если понравится, то считай не зря кольцо отдал… или — подарил? А может, для неё оно значит нечто больше, чем подарок?»

Об этом Боря уже не задумывался. Стоило коснуться щекой нежной кожи и вроде только моргнуть, как поплыл.

«Это просто божественно! Такая мягонькая», — заявил внутренний голос, пока глаза уже медленно моргали.

Аглая легла на изголовник головой. И не только не возмутилась, что её используют как подушку, но наоборот, начала гладить свободной рукой по щеке, а затем подтянула вторую грудь и вручила сосок прямо в рот.

Боря отключился, но не имел ничего против ещё одной мягкости в жизни. На грани сна и бодрствования он присосался к соску, зачмокал и его понесло по реке снов.

Аглая гладила по щеке, по тёмным волосам, порой поправляла грудь, когда уползала слишком далеко. Мысли про кешбек и маркетинг заменило на мысли о материнстве. Если отец знает толк в груди, то и сын будет чмокать за милую душу. Кормить с бутылочки не придётся как минимум до года, а то и полутора. Молока у неё будет много. Никаких нянечек и сиделок и близко не подпустит.

Сама, всё сама. Раньше просто не для кого было, а сейчас как пустится во все тяжкие вместе с этим вероломным, настойчивым и даже немного нагловатым, но таким забавным экземпляром. И будет им хорошо.

— Аглая Глобальная, — прошептала одними губами риелторша и расплылась в довольной улыбке.

Похоже, это было её лучшее приобретение за последнее десятилетие работы на рынке.

Удовлетворённая этой мыслью, она прикрыла глаза, и кто-то резко перемотал время.

Глава 21 — Про кешбек и маркетинг

Прошло буквально несколько дней, но за это время многое переменилось. Пока в мире всё взрывалось, горело, тонуло и падало, а природа искала новые способы истребить человечество и закрывала Китай на карантин, люди в России массово отправлялись за подарками под ёлку в двадцатых числах.

Боря получил свой подарок первым. И предстал пред миром в пиджаке, брюках и туфлях под зимней одеждой. Строгий чёрный траурный цвет под белую рубашку. Новый стиль выходного дня и больших событий. Иначе нельзя — траур.

Едва расслышав о похоронах Князя, Аглая не только дала ему выходной,