У меня тревожно забилось сердце.

– Потому что он… любил ее?

Она устремила на меня долгий взгляд.

– Конечно, Грэй любил Селесту. Он женился на ней. Да, он любил ее, так, как муж должен любить свою жену, чтобы уважать ее, сохранить семью. Но не только это, за годы Грэй привык мириться с поведением Селесты. Вы бы видели, как она с ним обращалась. Строила из себя примадонну. – Чандра Лоутон покачала головой, заметно помрачнев от таких воспоминаний. – И все-таки он никогда не говорил ничего уничижительного про нее. Она была его женой, и этим все было сказано.

– Я не удивлена, – сказала я. – Это похоже на человека, которого я полюбила.

Чандра улыбнулась:

– Мне никогда не нравилась Селеста. С самой первой минуты, как только я увидела ее. Да, она была красивая, пожалуй, самая красивая женщина, каких Грэй когда-либо встречал, но чудовищная эгоистка. В их отношениях не было «мы». У Селесты было только «я».

Я кивнула.

– Возможно, Грэй надеялся, что они смогут построить вместе семью, – объяснила Чандра. – Она была яркой и веселой. Душой компании. Его это привлекало. Вероятно, он думал, что со временем она станет такой женой и партнершей, какая была ему нужна. Но она никогда бы не смогла стать такой. Она не ценила те вещи, которые ценил он. И они расходились все дальше.

– Они говорили о разводе?

– Грэй не говорил, – ответила Чандра. – Нет, он никогда не думал об этом. Он скорее терпел бы всю жизнь, чем нарушил обещание, которое дал однажды. – Она вздохнула. – Но что касается Селесты, то я не уверена.

– Что вы имеете в виду?

– Ну как раз на прошлой неделе мне позвонила мать парня, который признался, что у него была связь с Селестой. В тот вечер он был среди гостей свадьбы.

Я пожала плечами и с сомнением посмотрела на пожилую женщину.

– Но даже если у нее был любовник среди гостей свадьбы, это совсем не годится для доказательства невиновности Грэя. Любой обвинитель соединит эти факты и попытается обвинить Грэя в том, что он действовал под влиянием аффекта, когда узнал про измену и пришел в ярость.

– Да, – сказала Чандра, – но не по свидетельству сына этой женщины. По его словам, Грэй ничего не знал про измену, которая совершалась прямо у него под носом. И более того, тот парень – его зовут Эван – был долгое время предметом обожания и даже экс-бойфрендом сестры Селесты, которая всегда ревниво к ней относилась.

Наши взгляды встретились как два лазерных луча.

– Вы догадались, о чем я подумала?

Чандра кивнула.

– Я считаю, что Селесту убила застенчивая невеста.

– Ее собственная сестра.

– Да.

Я тяжело вздохнула и откинулась на спинку стула.

– Как мы это докажем?

– С вашей помощью, дорогая, мы сможем вернуть Грэю доброе имя. И возвратить его домой.

Я сжала ее руку.

– Я сделаю все, что смогу.

– Спасибо, – поблагодарила она со слезами на глазах. – Что, если… что, если я никогда его не увижу? Что, если я никогда больше не увижу его милые глаза?

– Я верю, что вы его увидите, – сказала я. – Я верю, что мы обе увидим Грэя. А до этого вы увидите его ребенка.

Чандра вскинула голову:

– Его ребенка?

Я погладила свой живот, который уже немного увеличился.

– У меня только что начался второй триместр. И мне очень хочется, чтобы вы присутствовали при рождении нашего ребенка.

Она со слезами обняла меня.

– Ох, милая моя… Ты сделала меня самой счастливой женщиной. Кто будет-то? Мальчик? Девочка?

– Я пока не знаю.

– Что ж, если будет мальчик, давай назовем его Грэй Джаниор?

– Да, – ответила я. – Пожалуй.

– А каким будет имя для девочки?

– Пока не знаю. Я еще как-то не думала.

Она дотронулась до моего колена.

– Младшая сестра Грэя умерла, когда ему было шесть лет, – сказала Чандра. – Она утонула в бассейне у наших друзей. Джим прыгнул в воду, когда увидел, что она захлебывалась, но… было слишком поздно.

– Мне очень жаль.

Она выпрямилась и покачала головой.

– Ее звали Лесия, и у нее были красивые голубые глазки и ангельский характер.

– Лесия, – повторила я, и это имя мягко скатилось с моего языка. – Мне нравится это имя.

2 декабря 2009 года, Спокан, Вашингтон

Патриция проснулась раньше шести. Скоро она будет нужна матери. Придется стирать простыни, заниматься бельем, готовить завтрак. Дни долгие, работа неприятная, но по-другому невозможно. Мать нуждалась в ее уходе, а на профессиональную сиделку не было денег.

Поэтому Патриция просыпалась в шесть, чтобы у нее был час на себя; может, если повезет, то час пятнадцать. Ей нравилось варить себе кофе, а потом с чашкой выйти в сад и смотреть на птичек, порхавших возле маленькой кормушки на ветке старого дуба, на который она залезала еще ребенком.

Они всегда были вдвоем, Патриция и ее мать. Она никогда не знала отца, а то, что говорила о нем мать, было для него нелестным. Он прогорел с бизнесом, оставил их в долгах и сбежал. Больше о нем не было ни слуху ни духу.

Из-за этого Патриция никогда не любила мужчин. В десятом классе Томми Льюис как-то спросил у нее, хочет ли она мороженого. Она любила мороженое, но не мальчишек.

Она обошла вокруг дома и оказалась в саду. Теперь это были скорее джунгли, чем сад. Патриция сожалела, что не могла поддерживать его в таком порядке, какой был когда-то у матери. Но на это была уважительная причина. У нее были слабые легкие, и она не могла работать в саду. Может, если бы в детстве ей сделали операцию, сейчас она была бы здорова. Но что поделаешь. Тогда у них не было на это денег, не было их и сейчас.

Она вздохнула и вернулась в дом. Надо будет разобраться с пачкой счетов на столе, пока не поздно. Патриция не представляла себе, как она заплатит в этом месяце пенсионный взнос. Тут она услышала, как пошевелилась ее мать. День начался.

* * *

День начался в одиннадцать. Зазвонил телефон. Патриция отошла от постели матери.

– Алло? – сказала она, глядя на посуду в раковине, которую надо было помыть после завтрака.

– Это Патриция Гантер?

– Да. С кем я говорю?

Женщина сообщила ей, что ее сообщение, возможно, станет для Патриции большим сюрпризом. Она сказала, что провела последние два года на необитаемом острове в Бермудском треугольнике. Она сказала, что нашла вещь, принадлежавшую отцу Патриции. Чемодан.