В конце концов, Агамемнон созвал собрание вождей. Ему пришлось объяснить им, что они не могут одновременно бороться и с троянцами, и с моровой язвой, и поэтому они должны или каким-то образом умилостивить Аполлона, или отплывать домой. Тогда поднялся пророк Калхант и заявил, что знает, чем разгневан бог, но сообщить что-либо более подробно он опасается, если только его безопасность не гарантирует Ахилл. «Обещаю, – отозвался Ахилл, – даже ты обвинишь самого Агамемнона». Каждый из присутствующих превосходно понимал, что означает эта сцена; все знали, как верховный вождь обошелся со жрецом Аполлона. Когда Калхант объявил, что для того чтобы умилостивить Аполлона, нужно вернуть Хрисеиду отцу, все вожди поддержали его, и Агамемнон, хотя и очень разгневанный, был вынужден уступить. «Но если я теряю свою пленницу, присужденную мне как часть военной добычи, – ответил он Ахиллу, – я должен получить вместо нее другую».

Вскоре после того, как Хрисеида была отдана отцу, Агамемнон послал двух своих герольдов в шатер Ахилла, чтобы они забрали у него его военную добычу – девушку по имени Брисеида. Герольды отправились к Ахиллу очень неохотно и, придя, встали перед героем в молчании. Но Ахилл, догадываясь, в чем состоит их поручение, спокойно заметил им, что не они обижают его. Пусть забирают девушку, не опасаясь за себя, но только сперва пусть услышат, как он клянется перед богами и смертными, что Агамемнон дорого заплатит за свое злодеяние.

В эту ночь к Ахиллу пришла его мать, среброногая морская нимфа Фетида. Она была так же разгневана, как и ее сын. Фетида посоветовала ему больше не иметь с греками ничего общего, после чего отправилась на Олимп и попросила Зевса дать на поле боя победу троянцам. Зевс не спешил согласиться на ее просьбу. Война к этому моменту уже достигла своего апогея. Даже боги сами восстали друг против друга. Афродита, естественно, была на стороне Париса, а Гера и Афина – против него. Бог войны Арес всегда принимал сторону Афродиты. Посейдон, владыка морей, симпатизировал грекам, морскому народу, издревле великим мореходам. Аполлон заботился о Гекторе и ради него выступал за троянцев, как и его сестра Артемида. Зевс в целом симпатизировал троянцам, но ему хотелось оставаться нейтральным, поскольку, когда он противостоял Гере в открытую, та начинала вести себя по отношению к нему слишком агрессивно. Тем не менее сопротивляться мольбам Фетиды он не мог. В это время у него возникли некоторые трения с Герой, которая, как обычно, догадывалась, что у него на уме. В конце концов он был вынужден пригрозить ей, чтобы она прекратила устраивать ему сцены. Гере пришлось умолкнуть, но она не прекращала размышлять, как ей помочь грекам и обвести Зевса вокруг пальца.

План Зевса был очень прост. Зная, что без Ахилла греки уступают троянцам на поле брани, он послал Агамемнону ложный сон, в котором грекам была обещана победа, если они снова нападут на троянцев. Пока Ахилл оставался в своем шатре, между греками и троянцами разгорелась страшная битва, самая ужасная из всех, которые происходили до сих пор. С троянской стены за ее ходом наблюдали царь Приам и умудренные в делах войны старейшины. К ним пришла Елена, бывшая причиной всех этих мучений и смертей, но, когда старейшины хорошо рассмотрели ее, они не смогли высказать в ее сторону ни малейшего упрека.

– Мужчины должны драться за таких, как она, – шептали они друг другу. – Ее лицо схоже с лицами бессмертных.

Она осталась вместе с ними и стала называть им имена того или иного греческого героя. Но вдруг, к их изумлению, битва затихла. Войско греков и войско троянцев разошлись по обеим сторонам поля, а в свободном промежутке, образовавшемся между ними, как оказалось, лицом друг к другу стояли Менелай и Парис. Очевидно, было принято разумное решение определить исход битвы поединком двух самых заинтересованных в победе бойцов.

Парис первым поднял оружие, Менелай поймал его быстрое копье на свой щит, а затем метнул свое. Оно прорвало тунику Париса, но не ранило его самого. Тогда Менелай выхватил меч, единственное оставшееся у него оружие, но у него сломалась рукоять. Неустрашимый, хотя и безоружный, Менелай метнулся к Парису и, схватив того за гребень шлема, свалил с ног. Он дотащил бы его до греческого лагеря, если бы в схватку не вмешалась Афродита. Она разорвала застежку на шлеме Париса, так что тот остался в руках у Менелая. Париса же, участие которого в поединке ограничилось тем, что он метнул в Менелая копье, она закутала облаком и перенесла в Трою.

А разъяренный Менелай вихрем носился вдоль троянской шеренги, тщетно разыскивая своего противника. Среди троянских воинов не было ни одного, кто не оказывал бы Менелаю помощь, ибо все они относились к Парису с ненавистью. Однако он бесследно исчез, и ни один троянец не знал, каким образом и куда. Агамемнон тотчас же обратился с речью к троянцам и грекам, объявив Менелая победителем и потребовав, чтобы троянцы выдали Елену. Это было справедливое требование, и троянцы согласились бы на него, если бы в дело по совету Геры не вмешалась Афина. Для себя Гера уже давно решила, что война не должна завершиться иначе, как гибелью Трои. Афина, слетев с Олимпа на поле битвы, внушила воину по имени Пандар мысль нарушить перемирие и пустить стрелу в Менелая. Пандар так и сделал; он, правда, только слегка ранил Менелая, но греки, разъяренные его предательским поступком, тотчас же напали на троянцев, и битва разгорелась с новой силой. «Ужас насильственный, Страх и несытая бешенством Распря», эти неукротимые и кровожадные спутники бога войны Ареса, вызывали у воинов обеих сторон стремление проливать кровь, сеять вокруг себя смерть. Там и тут начали раздаваться торжествующие клики победителей и предсмертные хрипы их жертв. По земле заструились потоки крови.

После отказа Ахилла принимать участие в сражениях основную роль со стороны греков стали играть два их величайших вождя: Аякс и Диомед. В этот день они покрыли себя славой, и лицом в землю перед ними полегло немало троянцев. Великий воин Эней, самый смелый и самый могучий после Гектора, чуть было не пал от руки Диомеда. Происхождения он был никак не ниже царского, его матерью была сама Афродита. Когда Диомед ранил Энея в схватке, она тотчас же слетела на землю, чтобы спасти сына. Она обвила его своими нежными руками, но Диомед, зная, что богиня не отличается особой смелостью и вообще не из тех, кто, подобно Афине, умеет отлично сражаться, смело напал на Афродиту и ранил ее в руку. Вскрикнув, она тотчас же выпустила Энея и, стеная от боли, умчалась на Олимп, где Зевс, улыбнувшись при виде своей обычно смеющейся, а теперь плачущей дочери, посоветовал ей впредь держаться подальше от битв и вообще не забывать, что ее дело – любовь, а не война. Но хотя мать и оставила Энея на поле боя, он не погиб. Аполлон окутал его облаком и перенес в стены священного Пергама, святилища Трои, где Артемида быстро исцелила его раны.

Диомед снова вступил в битву и, продолжая вносить опустошения в ряды троянцев, столкнулся лицом к лицу с Гектором. И тут же, к своему отчаянию, он заметил также и Ареса. Кровожадный бог войны сражался на стороне троянцев. Увидев Ареса, Диомед содрогнулся и громким кличем призвал греков отступать, но обратившись лицом к троянцам. Все это очень рассердило Геру. Она направила своих коней на Олимп и спросила Зевса, может ли она прогнать Ареса, это наказание рода человеческого, с поля боя. Зевс, который любил Ареса не больше, чем Гера, хотя тот был его сыном, охотно дал ей свое согласие. Гера поспешила на землю и, встав рядом с Диомедом, внушила ему мысль, ничего не страшась, поразить этого ужасного бога. И тотчас же радость вошла в сердце героя. Он бросился на Ареса и метнул в него копье. Афина же направила его точно в цель, и оно вошло в тело Ареса. От боли бог войны вскрикнул, как могут вскрикнуть десять тысяч воинов, и при этом ужасном звуке трепет охватил оба войска: и троянцев и греков.