— Все в порядке, Тамп-Тамп? — спрашивает он, и я киваю в ответ. Осторожно прикрыв створку, он бросает мне несколько последних слов: — Тамп-Тамп, надеюсь, когда-нибудь ты расскажешь мне об этом…

— Ну конечно же, Ральф.

Затем я слышу голос Бигги из кухонного окна.

— Ральф? — зовет она, и я отползаю в глубь подвала.

— Привет, Биг! — бодро откликается Ральф.

— Что ты здесь делаешь? — В ее голосе звучит холодное подозрение. Моя добродетельная Бигги никогда не кокетничает с такими распутниками, как Ральф Пакер. Хотя момент для этого не самый подходящий, я испытываю гордость за нее.

— А… — произносит Ральф.

— Что ты делаешь в нашем подвале? — спрашивает его Бигги.

— Да я вовсе и не был в вашем подвале, Бигги. Я двигаюсь ощупью в том направлении, где, по моим представлениям, должна находиться раковина, я вполне осознаю, что до моего обнаружения совсем мало времени, и сочиняю в уме целую историю.

— Разыгрываешь меня, да, Ральф? — говорит Бигги немного более игриво, чем мне бы хотелось. Не давай ему спуску, Бигги. Будь милосердной.

Ральф неубедительно хохочет как раз в тот момент, когда я попадаю ногой в ту самую мышеловку, которая поставлена для Бесстрашной Мыши, жестокую ловушку, сокрушительницу маленьких позвоночников. Наверное, чертова пружина ударила по одной из вспухших ран, оставленных колючей проволокой, потому что мне показалось, будто весь подвал озарило светом, и я на мгновение увидел все вокруг так же ясно, как если бы на лестнице вверху включили свет. Я не мог удержаться от крика, потому что не разобрал, куда попал; далее последовало крещендо. Должно быть, его мощная волна рассыпала бедного Фитча на мелкие кусочки льда рядом с его граблями.

— Что это? — восклицает Бигги. Ральф, трус, немедленно отступает.

— Это Тамп-Тамп. Он в подвале… — Потом зачем-то добавляет: — У него что-то с ногами. — Через подвальное окошко я вижу, как он мчится по лужайке к своему велосипеду у ворот.

— Доброй охоты! — кричит мистер Фитч откуда-то издалека.

— Что? — спрашивает Фитча Бигги.

— Доброй охоты! — повторяет Фитч, пока я с мышеловкой вместо ботинка ковыляю к раковине, открываю ржавый кран и неистово хлещу водой в лицо в полной темноте.

— Богус! — зовет Бигги; она глухо топает ногами по кухонному полу надо мной.

— Привет, это всего лишь я! — кричу я в ответ. Затем зажигается настоящий свет, и я вижу нижнюю часть Бигги наверху лестницы; теперь я вижу достаточно хорошо, чтобы снять с себя мышеловку.

— Богус, что происходит?

— Я угодил в эту чертову мышеловку, — бормочу я.

Бигги усаживается на верхнюю ступеньку, позволяя мне глядеть ей под юбку снизу.

— И все же, что ты там делаешь? — спрашивает она.

Я уже догадываюсь, что ситуация начинает усложняться.

— Да вот, не хотел пугать тебя своими ногами, — выдаю я заготовленный заранее ответ. — Я подумал, что сначала надо немного почиститься…

Она наклоняется вперед, сбитая с толку, и пристально смотрит на меня. Стоя у подножия лестницы, я показываю ей подошву ступни — драматический жест; она громко взвизгивает. Затем я поднимаю вверх утку.

— Видишь, утка, Биг? — говорю я с гордостью. — Я был на охоте, но моим ногам здорово досталось.

Это сразило ее — это и еще то, как я дополз до верха на коленях. В холле, все еще стоя на коленях, я протянул ей утку, которую она тут же уронила на пол.

— Принес домой ужин! — победоносно заявляю я.

— Она выглядит так, словно ее уже ели.

— Ее просто нужно как следует помыть, Биг. Очисти ее и запеки в вине.

— Дай ей бренди, — говорит Бигги. — Может, нам удастся оживить ее.

Затем в холл заявляется Кольм и усаживается рядом с этим странным пернатым сюрпризом. «Может, он помнит меня как отца, приносящего разные занимательные подарки?»

Кольм протестует, когда Бигги подхватывает его на бедро, помогая мне доковылять к ванной.

— О, осторожно! Осторожно, мои ноги, — бормочу я.

Бигги разглядывает меня всего, пытаясь отыскать объяснение. В моих ушах? Под усами?

— Так ты был на охоте? — снова начинает она.

— Ну да… понимаешь, я раньше никогда не интересовался охотой…

— Я так и думала, — говорит она, кивая. — Но ты пошел на охоту и подстрелил утку?

— Нет, у меня нет ружья, Биг.

— Я так и думала, — произносит она удовлетворенно. — Значит, кто-то другой подстрелил эту утку и дал ее тебе?

— Ну да! — восклицаю я. — Но с моими ногами черт знает что, Биг! Я повредил их в болоте. Не хотел мочить ботинки, но откуда мне было знать, что там на дне полно всякой дряни.

— Но для чего тогда ботинки? — возражает Биг-ги, наполняя мне ванну. Я усаживаюсь на унитаз, вспоминая, что мне нужно пописать. — Однако брюки ты не намочил, — замечает Бигги.

— Так я их снял. Там были только эти ребята, и мне не хотелось пачкаться по самые уши.

Пробуя воду, Бигги размышляет над услышанным. Кольм подползает к дверям ванной и издалека наблюдает за диковинной уткой.

Затем я стягиваю штаны и, превозмогая боль, распрямляю ноги, широко расставив их в стороны. Я неловко пристраиваюсь, собираясь пописать, в то время как Бигги хмуро наблюдает за тем, как я наполняю презерватив. Только тяжесть внизу и отсутствие звука заставляют меня в ужасе вспомнить обо всем и опустить глаза на мой раздувающийся шарик.

— Кто же еще был с вами на этой веселой охоте, Богус? — кричит Бигги. — Ты с Ральфом Пакером да парочка шлюх, которых он захватил по пути?

— Ножницы! — ору я. — Ради бога, Бигги. Пожалуйста! Как ужасно все вышло…

— Дерьмо собачье! — кричит Бигги, и Кольм выскальзывает за дверь в холл к своему другу, спокойной утке.

Я испугался, что Бигги примется топтать ногами мои кровоточащие ступни, как только к ней вернется способность связно думать, поэтому бросился прочь из ванной, сначала на пятках, затем с большим комфортом на коленях, покачивая в руке надутым шариком. Кольм успел схватить утку, решив не давать своему провинившемуся отцу забрать ее.

До кухонной двери всего несколько шагов, но посреди холла меня застает стук в переднюю дверь и крик:

— Доставка на дом! Заказное письмо! — Входите! — кричит Бигги из ванной.

— Почтальон входит, размахивая письмом. Это произошло настолько внезапно, что напугало Кольма: он вздрогнул и, громко вскрикнув, убежал вглубь, волоча за собой утку. Я проделываю еще три ужасно болезненных шага на коленях к кухонной двери, продолжая помахивать презервативом, и вкатываюсь в кухню — прочь от посторонних глаз.