Один из всадников сжимал в руке длинное древко с белым флагом. Придержав фенакодуса, парламентер медленно приблизился к воротам и выкрикнул:

– Эй, там, в клепости! Мне нато говолить.

– А ты кто такой будешь? – отозвался дюжий караульный, выглядывая из-за островерхого гребня стены.

– Я путу сотник кешайн Ка-тзы.

Парламентер выговаривал русские слова почти правильно. Если не считать того, что заменял «р» на «л», и явно не жаловал некоторые твердые согласные.

– Ну и имечко, – пробормотал караульный. Потом спросил: – Что еще за кешайн? Не слышали о таких. Про шайнов слышали, а про кешайнов нет.

– Мы есть отин великий Налот шайны, – заученно, словно робот, произнес парламентер. – А я есть кешайн. Чего не ясно, топол?

– Хрен с тобой, кешайн так кешайн, – сказал караульный. – Чего тебе надо, убогий?

– Я имею послание вашему плавителю. – Ка-тзы вынул из холщового мешка свернутый в трубочку лист пергамента, скрепленный печатью. Высоко подняв, помахал им в воздухе.

– От кого послание?

– От великого хайна. Кому пелетать?

– Кидавай сюда, – сказал караульный. – Я поймаю.

– Так нельзя. Я толжен отать в луки вашему плетставителю.

– Вот как? Тогда погоди, – сказал караульный. Он нагнулся и крикнул: – Петька, слышал разговор?

– Слышал.

– Позови старшого.

Прошло минут десять. Все это время кешайн с белым флагом сидел на фенакодусе, не двигаясь с места. Его напарник находился несколько поодаль. И вел себя точно так же, демонстрируя равнодушное спокойствие.

Даже когда за гребнем стены появилось несколько лучников, ни первый, ни второй кешайн не шелохнулись. Так и продолжали сидеть, слегка наклонив головы и расслабив плечи. Как будто задремали.

Наконец, створка ворот приоткрылась, и в узкую щель протиснулся Егор Крот. Он внимательно оглядел площадь и неторопливо приблизился к парламентеру. Спросил спокойно, с чувством собственного достоинства:

– Это ты, что ли, послание привез?

Кешайн поднял голову и пристально, не моргая, несколько секунд смотрел на тоболяка. У парламентера было смуглое лицо с желтоватым оттенком и узкие, раскосые глаза. Можно сказать, обычный человек.

Если бы не темные овальные бляшки, похожие на крупную чешую. Они вылезали на шею из-под стального нагрудника, равномерно усеивая кожу до самого подбородка. И расходились по бокам, за уши, скрываясь под шлемом.

– Кто ты, топол? – спросил кешайн.

– Командир отделения лейтенант Крот.

– Сотник кешайн Ка-тзы. Пелетай лично в луки Плавителю. – Он протянул пергаментный свиток с печатью.

– Это и есть ваше послание?

– Есть. Мы жтем ответа то захота солнца. Ловно то захота. – Он ткнул рукой в сторону развалин водонапорной башни. – Там путет наш пост. Можете пелетать ответ там. То захота.

– Мало времени даете, – сказал лейтенант. – Вдруг обсудить чего понадобится. У нас все на Совете решается.

– Зтесь нечего опсужтать. Это ультиматум.

Кешайн потянул за повод, и фенакодус тихой рысью начал удаляться от стен кремля. Второй мутант устремился следом.

– Вот как, – произнес в усы Егор Крот. – Ультиматум, значит. А пупок не развяжется, ящеры? Ядрит вас в три креста и четыре полумесяца.

Он вернулся за ворота, где его уже поджидали Ворон и полковник Стоян.

– Ну, как пообщались? – спросил с нетерпением Ринат.

– Нормально пообщались, – ответил лейтенант с кривой улыбкой. – Вот, ультиматум передали.

– Ультиматум? – Ворон нахмурился. – Ну-ну, крутые ребята… Что, вправду на ящеров похожи?

– Есть малехо. Хотя рожи, считай, человечьи. А вот шерсти, как у этих, в трактире, нет.

– Один хрен, муты, – заключил Ринат. – Вот что, Егор, отправь гонца в Промзону – в четырнадцать часов соберем Большой Совет. Пусть старейшины подойдут. А мы с полковником сейчас сразу к Правителю… Разведчики с берега не вернулись еще?

Крот, вздохнув, отрицательно помотал головой.

– Нет пока. Что-то задерживаются.

– Как только появятся – немедленно доложишь.

* * *

Отпечатков Зюба больше не попадалось. А вот следы Павла то появлялись, то исчезали на подсохшем грунте. В одном месте, на обочине старой дороги, Бортник потерял следы. Точнее, их просто затоптали. Совсем недавно здесь прошла группа человекообразных в сапогах – пять-шесть, не меньше. Они катили по дороге что-то тяжелое, оставляющее за собой колею. Маркитанты?

Вряд ли. Чего им делать в противоположной стороне от своей базы? Да и отпечатков когтистых копыт фенакодусов Бортник не заметил. А маркитанты точно бы приспособили для тяги грузового мерина. Уж не шайны ли? Что они тогда могли катить? Небольшую тележку? Или легкую пушку?

Со слов Ворона Бортник знал, что флотилия шайнов поздним вечером встала на якорь у Троицкого мыса. Затем они высадили десант. Тоболяки наблюдали это с колокольни, пока совсем не стемнело. Фенакодусов, вроде бы, на галерах не было.

Правда, Ворон сказал, что с юга к Тобольску подошла конница шайнов. Но пехотинцы, прибывшие на галерах, могли действовать автономно. Неужели готовят позиции для атаки кремля?

В другое время «горный» обязательно бы выяснил, кто, что и куда катил по дороге. Однако сейчас его интересовало другое, более срочное дело. И, в каком-то смысле, более важное.

Он дошел до развалин многоэтажного дома, окруженного оградой из металлических прутьев, и остановился. Ограду густо и плотно, до самого верха, оплетали стебли вьюна с длинными шипами. Вдоль нее тянулся проулок, заканчивающийся тупиком.

Бортник решил осмотреть проулок. Он рассудил, что Павел и Зюб тоже могли свернуть сюда с главной дороги в поисках убежища. И не ошибся. Уже через несколько шагов он наткнулся на знакомые отпечатки сапог с набойками и взял след.

Идя вдоль забора, он обратил внимание на то, что проржавевшие прутья держатся в нем исключительно за счет крепких стеблей вьюна. И это зелено-фиолетовое растение-мутант явно не чуралось живой плоти. Что и не преминуло продемонстрировать.

Стоило «горному» приблизиться к зарослям, как стебли начали плотоядно изгибаться. А короткие веточки с ромбовидными листочками, покрытые треугольными шипами, жадно потянулись ему навстречу. При этом они издавали тихое шипение, словно каждый лист или шип обладал голосовыми связками.

Миновав три или четыре секции, Бортник обнаружил в ограде дыру искусственного происхождения. Кто-то проделал ее день или два назад, а позднее то ли обновил, то ли расширил. Бортник определил это по срубленным стеблям вьюна. Большая часть их, длиной от полуметра до метра, уже завяла и даже начала желтеть.