До нас доходили слухи, что сеньор Антонио сохраняет свое влияние во Флоренции, даже укрывшись в Ватикане. Но столица Италии Рим слишком велик и неподвластен на сто процентов ни одному из искусствоведческих кланов. Поэтому оставался шанс, что мы все-таки найдем в Италии, возможно через Турин, заинтересованных партнеров.

Терпенье и труд все перетрут, поэтому в целом ситуация к 2011 (даже к 2010) году на итальянском «фронте» изменилась явно в нашу пользу по сравнению с годом 2005-м.

Прежде всего нами был накоплен и систематизирован потрясающей красоты и силы научный материал, касающийся портрета и фресок из Кампо Санто (см. главу «Загадка красного капюшона…»). Обнаруженную нами связь между портретом Челлини и изображениями на более древней фреске уже невозможно было просто игнорировать в научном мире. Эта информация неконтролируемо расползалась в академической среде.

Кроме того, мы проявили себя как «твердый орешек» для всех, кто имел намерения манипулировать нами или ограбить нас. Все вокруг уже понимали: этих Насобиных голыми руками не возьмешь. И нашим партнерам по переговорам следовало считаться с нами, уважать наши интересы, а не пытаться вить из нас веревки по своей прихоти.

Иначе говоря, единственным способом коммуникации с нами остались честные, прямые переговоры. Давление, запугивание, обман и шантаж больше не имели перспектив. Словом, пришло время возобновить контакты.

И вот осенью 2010 года Стефани вступила по моей просьбе в переписку с дирекцией библиотеки Реале.

Шли месяцы, мы потихоньку склоняли библиотеку продать нам права на публикацию и фотографию хранящегося у них автопортрета (рисунок Бенвенуто Челлини). Не прошло и полгода, как мы получили и то и другое.

Вскоре после того, как библиотека прислала нам фотографию и разрешение ее использовать, я попросил о личной встрече директора библиотеки доктора наук, профессора сеньору Витуло. Прошло много недель, пока эта встреча наконец была назначена и в конце концов состоялась. Она случилась 22 марта 2011 года, и я отлично помню этот солнечный день.

Я приехал в Турин из Канн на своем автомобиле. По прекрасным дорогам добрался всего за три часа. Мне еще никогда не приходилось бывать в этом чудном городе, и я ожидал увидеть некий депрессивный урбанистический упадок, как в некоторых других городах. Но, напротив, Турин порадовал, он показался мне добрым, изящным, красивым и очень богатым своей историей.

Библиотека, в которой, кстати, кроме автопортрета Челлини, хранится и самый знаменитый рисунок Леонардо да Винчи (предположительно его автопортрет), — это совсем небольшое помещение, расположенное в галерее прямо на центральной площади города.

Представьте себе широкий коридор со старинными, уходящими ввысь сводчатыми потолками. Этот коридор разбит на отсеки. Вестибюль, основной зал, офис, приемная и, в самом конце, кабинет директора. Вот так примерно выглядит это роскошное и знаменитое книгохранилище.

Библиотека, вероятно, была недавно отреставрирована. По крайней мере, мне так показалось.

Ее сотрудники будто вжились в нее, и визуально, и манерами они представляют, с моей точки зрения, неотъемлемую часть ансамбля.

Все люди там показались мне похожими друг на друга: невысокого роста, с какими-то необычными выражениями лиц и взглядами. Я почувствовал себя так, будто я опять попал в одну из историй о Гарри Поттере.

В библиотеке меня ждали.

Вообще-то, собираясь на встречу, я был готов к любому варианту развития событий: подчеркнуто холодному приему, «горячей» беседе и даже к тому, что встреча просто будет отменена или перепоручена какому-нибудь никчемному секретарю. Но нет. Все произошло иначе.

Сеньора Витуло встретила меня в своем кабинете. Она явно заранее готовилась к нашему разговору, очень переживала, однако старалась держать себя в руках. Доктор Витуло внешне мало отличалась от остальных сотрудников, но было очевидно, что это чрезвычайно умный и, главное, совестливый, порядочный человек. Она оказалась немногословной, но принимала меня крайне радушно.

Ее кабинет — довольно просторное помещение, около пятидесяти квадратных метров. Справа находилась балконная дверь, которая была открыта, и легкие шторы пузырились от весеннего сквозняка. Мы разговаривали, сидя на диване возле кофейного столика.

К моему чрезвычайному удивлению, автопортрет Челлини доктор приказала вынуть из запасников, и теперь он просто лежал на столешнице прямо передо мной. Я был чрезвычайно тронут этим жестом, тем более что профессор в процессе беседы предлагала мне взять древний рисунок в руки. Я, разумеется, отказался.

Хранение бумаги — дело особое. И хотя ладони у меня никогда не бывают влажными, плюс я чрезвычайный чистюля, но поймите меня правильно: сам только что приехал издалека, руки не мыл, перчаток не ношу — и вдруг хвататься за листок, которому почти пятьсот лет… Нет-нет. Такой грех на душу я не взял. Однако оказанное мне доверие и честь были очень приятны.

Сеньора Витуло никак не ставила под сомнение досье и научные открытия, сделанные вокруг нашего с Ириной автопортрета. К тому моменту, к весне 2011 года, с этим вопросом было давно все ясно.

Наша беседа, продолжавшаяся около полутора часов, шла о том, чего фактически мы хотим добиться, как именно начать переговоры и каковы варианты передачи нашей картины Италии.

При этом доктор Витуло оговорилась, что она не может и не уполномочена вести официальные переговоры: это компетенция вышестоящих инстанций в министерстве культуры. Но я не настаивал и не предлагал ей эту роль. Мы обсуждали с профессором наши предложения и то, как их лучше передать правительству в режиме, так сказать, консультаций.

Я предполагаю, что наш разговор записывался и доктор знала об этом. Незримое присутствие итальянских «чертей» чувствовалось в воздухе. Доктор Витуло очень нервничала. До самого конца нашей встречи, несмотря на все мое дружелюбие, она так и не смогла расслабиться.

Лучшим вариантом договоренности для нас с Ириной к тому времени по-прежнему была безвозмездная передача портрета Италии на долгий срок хранения. Впрочем, мы не исключали и вариант с подарком. Однако в этом случае я поднял бы вопрос о финансировании нашего кинопроекта, чтобы Италия нам с ним помогла.

Как я понимаю, вариант с длительным хранением картины в одном из итальянских музеев моих партнеров почему-то напрочь не устраивал. Мы были готовы искать и другие компромиссы, но итальянская сторона, по-моему, теперь просто боялась садиться за стол прямых формальных переговоров до того, как условия будут неформально определены.

Очевидно, у них на этом деле погорело уже слишком много «мотыльков и крыльев», и итальянцы безмерно осторожничали.

Разговор с доктором Витуло закончился совершенно конкретно: я оставил ей полное досье на автопортрет, и мы договорились, что она передаст его министру культуры. Потом или министр назначит переговоры, или доктор Витуло сообщит нам об отказе. Мы договорились, что ответ, позитивный или негативный, но в любом случае ясный, я получу не позднее чем через две недели.