— Я должна быть здесь, славный воин Шон-Магой, — ясным голосом сказала Гия, глядя в упор на капитана. — Это я предсказала, что ты будешь сражаться на нашей стороне и поможешь разбить варваров. Я должна видеть поединок сильнейших. Я нагадала вам победу!

— Аллах лишил тебя разума! — горестно воскликнул халиф.

— Что это за поединок? — спросил Маккойн.

Аль-Хасан воздел руки к небу, очевидно вознося молитву.

— Тысячи жизней можно спасти одной смертью, — смиренно произнес Бен-Барух. — Каждая армия выставляет лучшего бойца, кто победит в поединке, тот приносит победу своим…

Маккойн пожал плечами. Честно говоря, он не знал, как вести себя в случаях, когда непонятно — чего от тебя хотят. Гия протянула руку и нежно положила ему на плечо.

— Богатырь, который пробивает железо, легко победит самого лучшего бойца варваров…

— Что?! Вы хотите, чтобы я…

— Вот боец, которого мы считали лучшим! — Бен-Барух указал на стоящего в стороне хряка. — Но ты доказал, что это не так. Вот твое снаряжение…

На каменных плитах лежали обоюдоострый меч, круглый щит, длинное, с трегранным наконечником копье, кольчуга, словно сброшенная кожа пустынной змеи, и шлем со стрелкой, защищающей переносицу.

— Надевай это, марбек, и подари очередную победу солнцеподобному халифу! — сладким тоном закончил Бен-Барух.

Маккойн выпятил нижнюю челюсть:

— Я не служу халифу! Я давал присягу Соединенным Штатам!

Бен-Барух втянул голову в плечи и потупился. Халиф сделал вид, что ничего не слышит, и целиком поглощен видом наступающей армии. И только Гия прожигала капитана огненным взглядом раскосых, карих глаз.

Нежная ладонь погладила Маккойну шею:

— Рыцарь, сослуживший службу своей даме, вправе ожидать ответных уступок, — шепотом произнесла принцесса.

Маккойн смерил глазами обтянутую черной тканью гибкую фигуру и улыбнулся:

— Ну что ж, это серьезный аргумент!

Рыцарь против морпеха

Ничего из приготовленного снаряжения Маккойн не взял. Вместо этого он отдал несколько приказаний, потуже затянул ремешок каски, тщательно подогнал бронежилет, расстегнул кобуру и свел усики гранаты. Потом спустился с башни и направился к тяжелым, окованным железом воротам. Сердце колотилось, как всегда перед боем. Но сердца колотятся по-разному. Говорят, в римских легионах воинов делили на две категории — тех, кто краснеет при окрике и угрозе, и тех, кто бледнеет. Первые считались настоящими бойцами. Сердце Маккойна усиленно разгоняло кровь, его лицо покраснело, мышцы на руках и ногах вздулись, защищенная бронежилетом грудь вздымалась, как кузнечный мех.

Дежурившие у ворот гвардейцы расступились и приветствовали его гортанными криками и ударами рукоятей мечей о круглые щиты.

Бум-бум-бум-бум! Бум-бум-бум-бум!

Маккойн прошел по живому коридору, ворота приоткрылись, и он вышел из крепости. Солнце слепило глаза, и он опустил солнечные фильтры на пылезащитные очки. В трехстах метрах застыла стена из прямоугольных и треугольных вражеских щитов. Она занимала все видимое пространство — справа налево и слева направо. Несколько минут назад, с высоты крепостной башни Маккойн видел, что вооруженные шеренги уходят до самого горизонта.

Один человек, сколь бы храбр и хорошо вооружен он ни был, чувствует себя муравьем перед лицом огромной армии. Капитан оглянулся. Сотня гвардейцев вышла из крепости вслед за ним, выстроилась полукругом, ощетинилась копьями, продолжая колотить в щиты. Бум-бум-бум-бум! Но это была, скорей моральная поддержка. Зато его взвод, невидимо расположившийся за зубцами крепостной стены, с пулеметами и винтовками на изготовку, представлял собой вполне реальную силу.

Маккойн двинулся вперед. Несмотря на огневую мощь за спиной, каждый шаг давался с трудом. Он уходил от надежных крепостных стен все дальше и дальше, а стальной забор из украшенных геральдическими знаками щитов и сверкающих в лучах низкого солнца копий, становился все ближе. Шум поддержки становился тише, а недоброжелательный ропот усиливался. Для капитана, который привык действовать в составе подразделения, было очень непривычно оторваться от своих и в одиночку наступать на несколько тысяч человек! Да что там непривычно, просто жутко! Сейчас эта затея казалась Маккойну просто безумной, и он пожалел, что ввязался в нее. Но отступать было поздно, он только замедлил шаг.

Однако смелость одинокого воина была оценена противником. Во вражеском стане наступила тишина. Потом в середине строя щиты разомкнулись, пропуская огромного рыцаря в латах для пешего боя: круглый шлем с поднятым забралом, выпуклая, дорого изукрашенная кираса на груди, стальная юбка, не стесняющая шага, тупоносые башмаки из грубой кожи без остроконечного, стального верха, надеваемого при верховой езде. В руке он держал тяжелый датский топор, на поясе висел длинный меч и мизерекордия — узкий «кинжал милосердия», который легко проскальзывает в любую щель доспехов и служит для добивания раненых. Рыцарь шагал медленно, но уверенно и по сравнению с Маккойном казался совершенно неуязвимым. Они были примерно одного роста, но капитан выглядел безоружным: ни брони, ни меча, ни копья, ни даже кинжала…

Поединщики сближались. Армия наступающих поддерживала своего бойца ритмичными ударами копий о землю. И этот грозный звук стократ перекрывал удары о щиты за спиной Маккойна, как гул землетрясения заглушает театральные аплодисменты.

Они сошлись примерно на середине открытого пространства. Рыцарь опустил забрало и приподнял свой топор, капитан привычно положил руку на пистолет. Сквозь узкую щель Маккойн не мог рассмотреть глаза противника, так же как тот не мог сквозь темные очки рассмотреть глаза капитана. Между ними оставалось пять-шесть шагов. Гул и удары смолкли: теперь никто не мог помочь бойцам, кроме них самих.

Над полем будущего боя наступила полная тишина. Расстояние сократилось до трех шагов. Напряжение достигло апофеоза.

Топор взметнулся вверх. «Кольт» выскочил из кобуры. И тут же все закончилось.

Грохот мощного патрона растворился в степном просторе настолько, что показался ударом молота о наковальню. На него даже не обратили внимания: такой звук не нес с собой опасности. Но закованный в блестящую сталь латник тяжело опрокинулся на спину и, раскинув руки, остался лежать без движения. Грозный топор отлетел в сторону. В выпуклом золоченом нагруднике чернело маленькое отверстие, окруженное вогнутостью диаметром с яблоко.

Маккойн вернул оружие в кобуру, четко развернулся, словно демонстрировал строевые приемы на учебном плацу, и тем же неспешным шагом, в полной тишине двинулся назад. Поединок продолжался около трех секунд. Собственно, и поединка-то по местным понятиям не было: безоружный марбек мгновенно и непонятно сразил тяжелого рыцаря. Никто — ни с той ни с другой стороны не мог понять, как это произошло.

Капитан прошел половину пути, когда тишину прорвали ликующие крики со стороны крепости и недобрый тысячеголосый рев сзади. Но Маккойн не ускорил движения. Двадцать пять автоматических винтовок, два пулемета и снайперка Санчеса целились в шеренгу противника, готовые в любой момент пресечь преследование. Но огневая поддержка не понадобилась. Под ликующие крики встречающих капитан Маккойн спокойно вошел в крепостные ворота. К этому моменту писарь записал в свой свиток, как бесстрашный марбек Шон-Магой ударом грома поразил огромного ифрита, к тому же закованного в толстое железо, и тем самым выиграл великую битву.