– И это большое счастье. Вы канадскую колу пробовали? Блокада – просто бред, отголоски холодной войны. Какая разница, с кем хотят играть американцы? Да всем насрать. Удачи вам с ними. «О, Канада»… – пропел он строку гимна. – А как вас кормят в отеле?

– Ничего. Плохо. Не хуже, чем в других гостиницах.

Он повернул руль и повез нас маршрутом, который я уже начал узнавать.

– Милая? – сказал он в телефон. – Можешь приготовить на ужин побольше? Спасибо, красавица. Хочу познакомить тебя с моим новым напарником.

Ее звали Яллия. Она была симпатичная, значительно моложе Датта, но вела себя с достоинством, наслаждаясь своей ролью. Она встретила нас у дверей квартиры и трижды поцеловала меня по улькомскому обычаю.

По дороге к дому Датт посмотрел на меня и спросил:

– Все в порядке?

Я вдруг понял, что, с точки зрения гросстопии, он живет всего в миле от моего дома. Из гостиной я увидел, что окна квартиры Датта и Яллии и моей собственной выходят на один и тот же озелененный участок, который в Бешеле был лугом Майдлина, а в Уль-Коме – парком «Квайдсо», тонко сбалансированное пересечение. Я часто гулял по Майдлине. Там есть участки, где пересекаются даже отдельные деревья, по которым лазят улькомские и бешельские дети, выполняя родительские приказы не-видеть друг друга. Дети – это мешки с инфекциями, и именно такие встречи приводят к распространению заболеваний. Эпидемиология всегда была сложным делом – как здесь, так и у меня на родине.

– Как вам Уль-Кома, инспектор?

– Тиадор. Она мне очень нравится.

– Брехня. Он думает, что мы все здесь идиоты и громилы и что нас захватили тайные армии невидимых городов. – В смехе Датта слышались резкие нотки. – И, в общем, у нас не очень много времени на осмотр достопримечательностей.

– Как продвигается дело? – спросила Яллия.

– Нет никакого дела, – ответил Датт. – Есть серия случайных и невообразимых кризисов, в которых нет никакого смысла, если только ты не веришь в самую драматичную хрень. И еще есть мертвая девушка.

– Это правда? – спросила Яллия у меня.

Они стали приносить еду по частям – не домашние блюда (в них, похоже, было много полуфабрикатов), но выше качеством, чем те, что я ел до сих пор, и более улькомские – хотя это и не всегда хорошо. На закате небо над парком, затянутое грозовыми облаками, быстро темнело.

– Вы скучаете по картошке, – сказала Яллия.

– У меня это на лице написано?

– Вы же, кроме нее, ничего не едите, да? – Ей показалось, что это смешная шутка. – А наша еда для вас слишком острая?

– Кто-то наблюдает за нами из парка.

– Как вы можете это разглядеть с такого расстояния? – Ялия бросила взгляд через мое плечо. – Надеюсь, этот человек сейчас в Уль-Коме – так будет лучше для него же самого.

Она работала редактором в журнале, посвященном финансам, и, судя по книгам в квартире и плакатам в ванной, увлекалась японскими комиксами.

– Вы женаты, Тиадор? – Я пытался отвечать на вопросы Яллии, но она задавала их слишком быстро. – Вы здесь впервые?

– Нет, но я давно здесь не был.

– Значит, вы не знаете города.

– Нет. Когда-то я мог сказать, что знаю Лондон, но это было много лет назад.

– Вы путешествовали! А теперь, после всего этого, якшаетесь с нами, инпатриантами и проломщиками? – Эта реплика не показалась мне очаровательной. – Куссим говорит, что вы проводите все время там, где откапывают старые колдовские штуки.

– Там то же самое, что и везде, только больше бюрократии, чем могло бы показаться. А на странные истории можно не обращать внимания.

– Это смешно. – Внезапно на ее лице появилось сокрушенное выражение. – Я не должна об этом шутить. Просто дело в том, что я почти ничего не знаю про погибшую девушку.

– Ты никогда не спрашиваешь, – заметил Датт.

– Ну, это… У вас есть ее фотография? – спросила Яллия.

Наверное, на моем лице появилось удивленное выражение, потому что Датт пожал плечами. Я засунул руку во внутренний карман пиджака, но когда коснулся единственной фотографии, которая у меня была – маленькой копии с копии, сделанной в Бешеле, засунутой в бумажник, – я вспомнил, что на ней изображена мертвая Махалия. Ее я показывать не хотел.

– Извините, но у меня ее нет.

Во время возникшей небольшой паузы мне вдруг пришло в голову, что Махалия была всего на несколько лет моложе Яллии.

Я пробыл в гостях дольше, чем предполагал. Яллия была хорошей хозяйкой, особенно когда я увел ее с опасной темы – точнее, когда она позволила мне это сделать. Близость парка и проявление чужих чувств трогали, почти отвлекали внимание. Глядя на то, как Яллия с Даттом ласково препираются, я подумал о Сариске и Бисайе. Я вспомнил странный пыл Айкама Цуэ.

Когда я решил уйти, Датт вывел меня на улицу и направился к машине, но я сказал:

– Сам доберусь.

– Все в порядке? – спросил он. – Вы весь вечер какой-то странный.

– Все нормально. Извините. Я не хочу показаться грубым, это было очень мило с вашей стороны. Вечер был замечательный, и Яллия… вы просто счастливчик. Просто… я пытаюсь кое-что обдумать. Слушайте, я полностью экипирован: у меня есть деньги, улькомские деньги. – Я показал ему свой бумажник. – У меня все мои документы, бейдж туриста. Знаю, вам не по себе, когда я тут брожу, но, серьезно, я люблю гулять. Мне нужно немного пройтись. Сейчас прекрасная ночь.

– Вы о чем, черт побери? Сейчас же дождь.

– Я люблю дождь. Кроме того, сейчас просто немного моросит. В Бешеле вы бы и одного дня не продержались. Вот там у нас настоящий дождь.

Это была старая шутка, но Датт улыбнулся и не стал спорить.

– Ладно, как знаете. Но нам нужно все как следует проработать. Пока что мы не очень далеко продвинулись.

– Да.

– Мы же лучшие умы обоих городов, так? Иоланду Родригес так и не нашли, а теперь потеряли еще и Боудена. За такое нам медали не дадут. – Он огляделся по сторонам. – Нет, серьезно: что происходит?

– Мне известно все то же, что и вам.

– Меня бесит то, – сказал Датт, – что в этом дерьме невозможно разобраться. Нет, способ объяснить все есть, но он мне не нравится. Я не верю в… – Он махнул рукой, указывая на зловещие тайные города. Он посмотрел на улицу – сплошную, так что свет в окнах домов не был иностранным. Вечер еще не перешел в ночь, и на улице виднелись прохожие. Свет фонарей на перпендикулярной улице – в основном бешельской – превращал людей в силуэты. На мгновение мне показалось, что одна из черных фигур наблюдает за нами – достаточно долго, чтобы создать пролом, – но потом она двинулась дальше.

Не преследуя какой-то определенной цели, я пошел на юг. Я разглядывал обрамленные дождем силуэты города, проходил мимо парочек, тешил себя меланхолической мыслью о том, что сейчас могу пойти туда, где живет Сариска, или Бисайя, или даже Корви. Они знали, что я в Уль-Коме. Я мог бы разыскать их и пройти рядом с ними по улице; мы были бы в нескольких дюймах друг от друга, но не в состоянии друг друга заметить. Как в старой истории.