Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда почему вы здесь живете. Или почему обстановку не поменяете? — удивился Борис. — Знаете, менее подходящего места для вас и представить нельзя.
— Потому что рожденный ползать летать не может? — не выдержав, все-таки обиделась Марина.
Даже ее идеальному терпению пришел конец. С самого утра он подпускал какие-то шпильки в ее адрес, которые она старательно игнорировала, но чаша ее терпения переполнилась. Ей все яснее становилось, почему Борис одинок. Кто сможет терпеть такое? Похоже, светлый образ героя и чемпиона, который она себе нарисовала, никак не соответствовал действительности.
— Глупости, Марина. — Борис остановился и резко повернулся, становясь так, чтобы не видеть мрачных лиц с портретов. — Я совсем не это имел в виду. Я ведь вас совсем не знаю, но мне вы всегда виделись окруженной семьей и друзьями, в такой теплоте, кучности, не знаю, как это правильно описать. Когда дверь не закрывается и знакомые-друзья без предупреждения заскакивают и для каждого найдется чашка чаю и ложка варенья. Я понятно выражаюсь?
Слова Бориса попали в самое сердце, и Марине даже пришлось отвернуться, чтобы не расплакаться.
— Поговорите с Кирой, — севшим чужим голосом попросила она.
Борис молча кивнул. Они остановились перед потемневшей дубовой дверью, ведущей в комнату Киры — огромное сорокаметровое помещение, уставленное сделанной на заказ мебелью, центральное место в котором занимала кровать с балдахином. Борис громко постучал.
— Мама, я не хочу есть, — тут же отреагировала Кира.
— Я не мама и есть тебе не предлагаю, — после небольшой заминки сообщил Борис и уставился на дверь, гадая, захочет ли Кира с ним общаться.
Впрочем, игнорирование пускай бывшего, но тренера было бы полным хамством: он ведь не сделал ей ничего плохого. В конце концов, она сама от него ушла. Кира вряд ли на такое решится.
Но ничего не происходило. Дверь оставалась по-прежнему закрытой. Марина открыла было рот, чтобы потребовать от дочери ее открыть, но Борис словно предугадал ее намерение. Поднял руку, останавливая, и прошептал одними губами:
— Она должна сама.
Еще несколько минут они подождали, после чего Борис развернулся и по темному коридору направился к выходу. Внезапно захотелось на воздух, подальше от затхлого запаха антиквариата, от суровых молчаливых людей с потемневших полотен. Кем надо быть, чтобы тащить к себе в дом изображения мертвецов?
— Может быть чаю? — Марина робко направилась вслед за ним, но не успели они покинуть коридор, как дверь комнаты Киры распахнулась и дочь показалась на пороге.
Одетая в пижаму, несмотря на то что время близилось к полудню, растрепанная и неумытая. Марина с трудом сдержалась, чтобы не сделать ей замечание.
— Что? — неприветливо поинтересовалась она.
— Я тоже рад тебя видеть. — Борис резко развернулся и уставился на Киру, отметив, что та похудела и осунулась. Выглядела чужой и отстраненной, но таким же ребенком, по-прежнему нуждающимся в помощи взрослого, которому стоило быть умнее и сдержаннее и не вестись на подростковые попытки пошатнуть авторитет старшего.
— Здрасте, — пробормотала Кира.
— Привет. Ну, поздравляю тебя с выходом в финал. — Борис сделал несколько шагов по направлению к девочке.
— Не с чем поздравлять, — угрюмо фыркнула Кира и скрестила руки на груди.
— Нет, есть. Ты в двойке лучших игроков страны, тебя увидели и заметили. То, что ты не выиграла, ни о чем не говорит. Выиграешь в следующий раз.
Кира закатила глаза к потолку и с деланным равнодушием принялась рассматривать похожую на гроб люстру в стиле ар-деко, в котором была обставлена вся квартира, навевая мысли о сходстве с логовами партийных бонз времен застоя.
— Если ты по-прежнему хочешь тренироваться… — Борис запнулся, затем откашлялся и посмотрел в сторону.
Взгляд упал на портрет носатой женщины, с укором глядящей на молодого мужчину, который был не в состоянии подобрать правильные слова для общения с маленькой девочкой.
— …То я готов тебе помочь. Если ты хочешь, конечно.
Он по-прежнему смотрел на носатую тетку, которой совсем по-детски захотелось показать язык или что-то более неприличное. Ожидание ответа было мучительным. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Кира нерешительно ответила:
— Спасибо, но нет.
— Кира! — в отчаянии воскликнула Марина. Ей казалось, что если сейчас дочь согласится вновь вернуться к тренировкам с Борисом, это символически вернет все на круги своя. Все снова станет так, как прежде. И она наконец обретет долгожданные счастье и покой, которых не чувствовала с того самого дня, как переехала в эту квартиру и открыла дверь в новую жизнь.
— Оставьте, Марина, Кира может сама решить, если ей комфортнее в академии с новым тренером… — покачал головой Борис, но не успел закончить, как Кира запальчиво перебила:
— Нет, дело не в тренере! Мне не очень нравится в академии, и я бы к вам вернулась. Но дело в том, что я больше не хочу играть в теннис.
— Что? — только и сумела выдавить Марина, в шоке и непонимании глядя на дочь.
Теннис ведь был мечтой всей ее жизни. Единственным, что делало ее по-настоящему счастливой. Неужели все эти годы размышлений и мечтаний о том, как она станет номером один, как они купят красивый дом без забора, в котором обязательно будет отдельная комната для кубков Большого шлема, что и как она будет рекламировать и какую академию откроет по завершении карьеры — неужели все это ничего не стоило? Было просто химерой, глупыми мечтами нищей женщины и ее дочери-неудачницы?
— В смысле? Ты хочешь совсем бросить спорт? — уточнил Борис, удивленный услышанным.
Да, он прекрасно знал, что около восьмидесяти процентов юных спортсменов уходит из спорта до достижения пятнадцати лет, но те, кто остаются, остаются всерьез и надолго. Кира была из таких. Влюбленная в теннис и горящая им, живущая на корте, полностью сконцентрированная на игре, добровольно прилагающая невероятные усилия, чтобы достичь высот, которых она все-таки достигла без особых капиталовложений со стороны матери, что в элитных видах спорта сродни чуду. И тут вдруг решила бросить? Скорее всего это временное помутнение, огорчение и разочарование от проигрыша. Требовалось вмешательство и поддержка, чтобы не дать девчонке совершить ошибку.
— Да. У меня не было детства, я ничего не видела, — зачастила Кира, словно она репетировала объяснительную речь часами. — Я хочу общаться с друзьями!
— У тебя есть друзья? — не выдержав, воскликнула Марина. Неужели Кира настолько глупа, что причисляет к друзьям тех, кого встретила за последние несколько месяцев в академии?
— В том-то и дело, мама, — горько усмехнулась Кира, — что у меня нет друзей.
Фраза ранила в самое сердце. Марина снова отвернулась, с трудом сдерживая слезы. Она искренне пыталась дать своей дочери все, что сможет сделать ее счастливой, но, видимо, ей это не удалось. Кире пятнадцать, а у нее по-прежнему нет друзей.