Кофе был готов, и Виктор уселся рядом с девушкой. Придвинул к ней сахарницу.

– Спасибо, я не люблю сладкого, – сказала она. – Лучше расскажите, кому вы хотите позвонить.

Виктор неожиданно для себя самого стал рассказывать про Ленку. Девушка слушала внимательно, с приоткрытым ротиком. Перед ней остывал кофе, а она не сводила глубоких изумрудных глаз с Виктора, словно сама подпала под действие собственного гипноза.

Виктор говорил и говорил и вдруг в полном оцепенении замер, затаив дыхание, – перед ним сидела Ленка, та самая его Ленка, незаметная, неброско одетая, простой безопасной внешности. Они сидели так несколько минут в полной тишине. Потом Ленка подняла чашечку с кофе и поднесла ее к губам. Машинально Виктор тоже взял свою чашечку в руку, но она была пустой. Он следил за Ленкой, узнавая ее в каждом мельчайшем жесте, в манере брать чашечку, продевая указательный пальчик в дырку ручки. Он следил за ней, а она как ни в чем не бывало попивала кофе, не обращая на него никакого внимания, словно сидела за столом в полном одиночестве.

– Ленка, – прошептал Виктор, не сводя с нее глаз.

Она среагировала, подняла глаза на Виктора, но его не увидела. Просто провела взглядом по кухне и огорченно возвратила свой взгляд на стол перед собой.

Виктор не знал, что делать. Ему внезапно стало тяжело на душе, запершило в горле. Казалось, он вот-вот начнет чихать, словно вернулась к нему из детства долго мучавшая его аллергия на пыльцу. Но пыльцы не было, а чихать хотелось. И он, аккуратно отодвинув табуретку, поднялся из-за стола и вышел в коридор. Закрывшись в ванной, он вдоволь начихался и так же осторожно, придерживая дверь, чтобы не скрипнула, вернулся на кухню.

Там никого не было. Но на столе он увидел две пустые кофейные чашечки, сахарницу и черную с золотой диагональной полосой магнитную карточку.

Он взял карточку в руку, рассмотрел ее, потом еще раз оглянулся по сторонам. Странно, но, несмотря на все происшедшее, в его душе поселилось спокойствие. Ни о чем не думая, он помыл посуду, вытер со стола. Положил карточку в бумажник.

Какая-то глупая мысль напомнила ему, что эта карточка стоит три миллиона. Эта мысль не вызвала у него никакой реакции, разве что снисходительная улыбка промелькнула на его губах.

3

Поздним дождливым вечером Виктор снова оказался возле Главпочтамта. Он словно очнулся уже там, с дамским цветастым зонтиком над головой, перед черными телефонными кабинами, внутри которых слабые лампочки создавали тускловато-таинственный свет. Оглянулся по сторонам – пустынная площадь выглядела как какой-то лунный пейзаж. Фонтаны-кратеры молчали, мрамор, брусчатка, асфальт – все отдавало матовым блеском невысохшей акварели художника-пессимиста.

Виктор зашел в кабину. Дверца за ним мягко закрылась. Он вытащил магнитную карточку, вставил ее в щель. Тут же на мониторе возникла надпись: «Наберите номер». Виктор разыскал глазами код Другого Мира, набрал его, а потом номер справочной службы – три пятерки.

– Пожалуйста, говорите! – донесся из трубки мягкий женский голос.

– Добрый вечер, – медленно проговорил Виктор. – А вы не можете позвать к телефону Лену Завьялову?

– Извините, – ответил мягкий женский голос. – Это не так быстро делается. Вы раньше ей не звонили?

– Нет.

– А когда она к нам поступила?

– В сентябре девяносто четвертого.

– Пожалуйста, оставайтесь в кабине, я вам скоро перезвоню, – проговорил женский голос, и далекие короткие гудки зазвучали из трубки негромко и мелодично.

Виктор повесил трубку на место. Прислушался к дождю. Почувствовал, что правая нога – мокрая. Значит, правый туфель стал протекать. Странное дело – всякий раз, когда у Виктора появлялась новая обувь, правый, будь то сапог или ботинок, уже через месяц давал течь.

Виктор вздохнул, посмотрел на ноги, потом внимательно осмотрел кабину. Увидел крючок под аппаратом и повесил на него мокрый зонтик. Слева внизу заметил что-то необычное – прямо из стенки горизонтально торчала маленькая ручка, похожая на дверную. Виктор потянул ее, и оказалось, что это сиденье – мягкий квадратик на пружине. Виктор опустил сиденье и присел.

И снова услышал дождь. Дождь что-то шептал, что-то ласковое.

Телефон молчал.

Виктор снял правый туфель, потом стянул с ноги мокрый носок. Выжал его на пол и снова натянул на ногу.

Залез рукой внутрь снятого туфля – стелька была разбухшая от воды. Он вытащил ее, и вдруг мягкая трель телефона зазвучала в кабине.

Виктор подскочил, снял трубку.

– Алло? – вопросил знакомый женский голос. – Вы еще там?

– Да.

– Секундочку! – попросил голос. Потом что-то щелкнуло в трубке, и после краткого далекого зуммера возникла напряженная тишина. А потом из этой тишины родился с детства знакомый голос.

– Алло? Кто это? – голос Ленки звучал удивительно бархатно и нежно.

– Это я, Витя.

– Как ты меня разыскал? – в ее голосе зазвучала радость. – Ну ты даешь!

– Как ты там? – спросил Виктор.

– Нормально, как все… – сказала Ленка. – А ты?

– И я.

– Вот видишь, от перемены мест слагаемых сумма не меняется! – произнесла Ленка свою любимую присказку. – А ты обо мне думал?

– Да, я часто о тебе думаю.

– А что ты обо мне думаешь? Расскажи! Мне интересно.

– Я думаю, что ты всегда рядом, что ты всегда наблюдаешь за мной со стороны… Я до сих пор хожу домой пешком, помнишь, как раньше. Одной и той же дорогой. И иногда чувствую, что мы идем вместе…

– Еще расскажи! – попросила Лена.

Виктор говорил еще и еще. Пока вдруг на мониторе аппарата не появилась подсвеченная надпись: «До окончания оплаченного разговора осталась одна минута».

– Лен, у меня заканчивается время… Как тебе звонить?

– Я тебе сама позвоню, завтра в это же время. Просто подожди в кабине…

Разговор прервался. Виктор снова уселся на откидное сиденье и задумался. Маленький, но совершенно обособленный мир этой телефонной кабины показался ему по-домашнему уютным. Он заметил, что до сих пор не обул правый туфель. Втиснул в него мокрую ногу, завязал мокрые шнурки.

Уходить из кабины не хотелось. Он приоткрыл дверцу и посмотрел на «члена профсоюза». Табло высветило два часа ночи, потом «+15° С», потом адрес магазина «Адидас».

Виктор подумал, что даже если он купит себе пару адидасовских кроссовок – все равно через месяц правый станет протекать. Как-то само собой стало ему понятно, что ни к чему ему адидасовские кроссовки.

Посидев еще минут пятнадцать, он направился пешком домой и уже когда заходил в квартиру, вдруг вспомнил, что оставил в телефонной кабине зонтик. Это был зонтик его мамы, и он не очень-то его любил. Теперь в квартире не осталось ни одного зонтика. Но не возвращаться же из-за этого назад в центр! Все вышло так потому, что дождь к двум часам ночи уже закончился.