– Я не специалист, – уклонился Бахрам от конкретики.

– Понимаю. А специалисты с вами прилетели?

– Конечно!

Разговор прервал вызов передатчика. Бахрам был только рад. Его с детства учили почтению к старшим, он не мог грубо оборвать беседу на полуслове.

– Сержант Бахрам Фарибурз… Так точно! Девятнадцать человек. Оказали активное сопротивление. Парализованы… Есть ждать транспорт!

В комнату сунулся второй старик – надоело сидеть в одиночестве. За его спиной маячил бдительный Джандал.

– Гуштам, Арванд! – распорядился Бахрам по общей связи. – Возьмите бойцов и перенесите обездвиженных астлан ко входу в здание. За ними прибудет транспорт с базы. Оружие сложите отдельно.

– Вы забираете наших людей на базу?

Предвечный огонь! Переводное устройство осталось включенным, оба старца все слышали и поняли. Впрочем, пусть их. Тоже ещё, военная тайна!

– С ними не случится ничего плохого.

Старик в блузе отмахнулся с досадой. Похоже, судьба соотечественников волновала его в последнюю очередь.

– На базе есть специалисты по энергетике? Ученые?

– Есть, – пожал плечами сержант.

– Я еду с вами!

Заявление прозвучало с такой безапелляционностью, что сержант и не подумал возразить.

– Поехали! – старик в блузе обернулся к небритому. – Ты слышал? Тридцать лет жизни! И всё – прахом. Если бы наши исследования не свернули… Ты представляешь, какой у них научный потенциал? У нас уже были результаты…

– Я знал, что ты на это купишься, – кивнул небритый. – Я видел твое досье.

Он сунул руку за отворот сюртука. Так люди в возрасте берутся за сердце, чувствуя, что близок приступ тахикардии. Маленький вороненый пистолет целиком уместился в ладони – сержант не сразу понял, что небритый достал оружие. Рефлексы сработали раньше разума. Бахрам крутнулся волчком, перекрывая директриссу огня; левая нога ударила с разворота, вышибая ствол. Пожалуй, сержант бил сильнее, чем следовало бы: небритый качнулся, едва не упал, смешно тряся головой. Из коридора, эхом глупейшего конфликта, донеслось рычание, крик, треск разрядника. Мимо рядового Джандала мелькнула гибкая пятнистая тень; Джандал выстрелил…

У стены, на кирпичном крошеве, лежал мелкий оцелот. Небритый каркнул по-вороньи, захрипел, забулькал, на тряпичных ногах шагнул к зверю. Стек вниз, на колени, дрожащей рукой тронул парализованного оцелота за холку.

– Знаю, – внятно произнес небритый. Казалось, он говорит по телефону с большим начальством. Начальство сердилось, требовало объяснений. – Мне уже сообщи…

Медленно, как во сне, он завалился набок. Старик в блузе успел к приятелю первым. Пальцы нащупали сонную артерию.

– Что с ним? – занервничал Джандал.

– Сердце. У него было больное сердце.

Старик тщательно избегал прямого разговора о смерти. Морщился, отряхивал брюки от бурой пыли. Но слово «было» говорило само за себя.

– Нагуаль почуял. Бросился на помощь: купировать приступ. Куотха решил, что нагуаля убили. Ладно, что об этом… Разрешите представиться: Ичтака Тлилпотонкуи, солярная энергетика. Профессор, доктор наук. Ваши специалисты не откажут мне в доверии?

Белый, словно покрытый инеем барс выскользнул из коридора, встал рядом с профессором. Темные пятна на шкуре животного выцвели, поблекли. Из-за этого барс казался седым и таким же старым, как его хозяин.

Снаружи послышался гул: аэромоб заходил на посадку.

V

– Что это за самодеятельность?

– Это не самодеятельность. Это использование туземной религии и культуры в целях полезного воздействия на аборигенов.

– Ставлю вопрос иначе. Что это за бардак?!

Шри Бхарадваджа лупил в сферу кулаком, словно в грушу для бокса. Там, с точки зрения шри Бхарадваджи, творилось полное и окончательное непотребство. Доктор Н’диди так не считал. Непотребство в голосфере было его детищем.

– Повторяю: в целях полезного воздействия…

Из последних сил доктор старался держать себя в руках. Увы, с бесстрастием – реальным или показным – у Н’диди, природного вудуна, склонного к вспыльчивости, были проблемы. В сотый раз доктор позавидовал коллеге Шнейеру. У гематров на все случаи жизни – одно лицо, одна интонация.

В сфере царил Камаштли, бог судьбы и победы. Дикари толпились перед идолом, восхищенно ахая. Грозный, но справедливый идол распинался на все корки, демонстрируя хорошо поставленный голос учителя младших классов. Джунгли окрест стонали от напора новой идеологии.

– Все люди равны! – разъяснял Камаштли.

– О-о-о! – восхищались дикари.

– Касты – пережиток прошлого!

– О-о-о!

– Вспомните подвиги своих предков!

– А-а-а!

– Деяния богов на заре мира!

– У-у-у!

– Великие дни вернулись! Узрите их воочию…

С «узрите воочию» идол дал промашку – «толмач» сработал некорректно, и бога не поняли. К счастью, накладка была списана на божественную мудрость и людскую ограниченность. Дикарям, как прилежным ученикам, предлагалось «домашнее задание»: поразмыслить над словами истукана, а завтра прийти и доложить, какие выводы сделаны.

Камаштли одобрит либо поправит.

Верный вывод напрашивался сам: касты долой, в солнце – нет проблем, но после естественной, а никак не насильственной смерти. Иных решений, исходя из туземных представлений о мироустройстве, доктор Н’диди не видел. Он был уверен: дикари с радостью уверуют в божественное откровение, если сами придут к нужной идее, а бог лишь подтвердит, что паства – на правильном пути.

Психологический прием в разных вариантах успешно опробовали на варварах десятка обитаемых планет. Вряд ли Остров Цапель – исключение.

– Это проверенная методика, – доктор Н’диди предпринял еще одну атаку на ослиное упрямство начальства. – Она давала отличные результаты…

– Результаты? – взревел брамайн. – Это Астлантида!

– Я в курсе…

– Здесь проверенные методики не работают! Ясно вам?! Вы смогли предсказать реакцию дикарей на высадку миротворцев?

«А ты? – мысленно огрызнулся вудун. – Ты, горлопан?»

– Никто не смог, – буркнул он, отворачиваясь.

– Вот именно! Ваша авантюра с идолом… Полагаете, дикари сочтут себя равными кастовым горожанам?

– Да!

– И что дальше?! А если они начнут резать соседей? Отправлять их в солнце?! Или сами захотят немедля удрать в высшее бытие? Кастовый астланин, в их понимании, как ни умри, в любом случае попадет в солнце!

– Кроме самоубийства, профессор.