– Отдай мою воблу, ворюга! – запоздало схватившись за карман, возмутился рыжий.

Отрицательно квакнув, чудо природы с достоинством заковыляло к прудику в компанию уток. Дверь под гостиничной вывеской, утверждавшей: «Розовый пеликан. Без сомнений доверьте ему ваш карман!» – распахнулась, выпустив загорелого блондина в просторной светлой одежде. Знахарка невольно вздрогнула.

– О-ориен! Каким ветром?! – Мужчина слетел с крылечка, чуть не отдавив ухо дремлющему псу. Руки при этом раскинул так, будто собирался за компанию обнять весь двор. Привлекательный дядька в возрасте, но… Алесса мысленно хихикнула: его клюв лишь малость уступал пеликаньему.

– Попутным, Динон! – Мужчины захлопали друг друга по спине. Действительно, попутным. «Китобой» шел южнее, но капитан с Налимом решили лично устроить знахарку у старого знакомого, а Скат до последнего надеялся, что она передумает оставаться. – Наш китовый ус – для ваших дам, а наша дама – в гости к вам. Знакомься, Алесса, это сан Динон Альт – старинный друг и вымогатель трудом и потом скопленных финансов.

– Обижаешь, Ориен! Я – честнейший человек, а вам по старинной дружбе скидочку сделаю.

Судя по лицам капитана и Налима, такого великодушия за хозяином отродясь не водилось.

– Очень приятно. – Алесса протянула руку, но сан Альт вместо того, чтобы пожать, облобызал ее от костяшек до локтя.

– О-о, сунна Морская Волчица! – оторвавшись на мгновение, он полюбовался шляпой. – Приплыли покорять наши берега?

– Вообще-то вашу флору.

– Фауна уже покорена, – хмыкнул капитан.

Покоренный меж тем принялся за другую руку. Алесса мило улыбнулась, но, по правде говоря, ей было неловко.

– Кстати, я купил коня! – Хозяин гостиницы оставил руку в покое, и знахарка спешно ее прибрала. – Чистопородный минорский скакун! Настоящий ураган! Дом я построил, так что осталось жениться и можно спокойно помирать. Но пока до поминок не дошло, приглашаю всех обмыть коня за счет «Пеликана», а на шакала просто не обращайте внимания.

– Он поклялся, что не женится, покуда не заседлает минорца, – шепнул Налим. – С той поры лет тридцать минуло.

Алессе было уже все равно, что и за чей счет обмывать: кольцо настойчиво звало на северную окраину столицы. Хотелось скорее бросить вещи, посидеть на дорожку с новыми друзьями и отправиться на встречу со старым, самым близким. Близость этой встречи опьяняла не хуже темного орочьего «Янтаря».

«Виллька-то небось соскучился по кружке с шапкой», – посочувствовала аватару Алесса, когда перед ней поставили кубок легкого вина. Пиво, по заверениям самого же хозяина, скадарцы варили отвратное, зато в изготовлении виноградных нектаров могли потягаться с эльфами. Кроме знахаркиных спутников, от уличного зноя в зале спасалось всего пятеро человек, среди них двое краснокожих ильмаранцев. Прохладный напиток, прохладный воздух с цитрусовой отдушкой, мраморный фонтанчик в центре зала… Все замечательно, если б еще было потише. Упомянутый хозяином шакал оказался тощим, длинным как жердь парнем, замотанным аж в три простыни: красную, желтую, зеленую. Льняные, по пояс, волосы были перехвачены на лбу плетенным косицей ремешком. В угоду заморским гостям менестрель старательно гудел на межрасовом, терзая разлаженную лютню:

И подошел он к пещере сырой и зловонной,

Пикою трижды ударил о камень замшелый,

Снял турий рог, что Иллада-богиня дарила,

Рог тот поднес он к устам, зычный гул порождая:

«Был твой отец каракатом, а матерь медузой,

Сестрами звал ты улиток, а братьями гадов,

В жены ты взял камбалу, что по дну стелет брюхом!

Выйди на бой, темной Бездны гнилая отрыжка!!!»

Знахарка огляделась, не поперхнулся ли еще кто-нибудь, кроме нее. Но остальных едал и пивал, похоже, не смущали проделки Бездны, либо народ был к ним привычен.

– Это ваше… народное творчество? – Алесса пыталась быть сама любезность, хотя от «отрыжки» корежило.

– Угу. Сто и один подвиг Триганимеда, славного героя Тверди, Неба и Бездны.

– А это который?

– Второй. Битва с тысячеглазым крабом, – проскрежетал зубами сан Альт. – Этот шакал здесь с утра воет. Всё ждем, когда же охрипнет. Ильмаранские гости вон поспорили, да, по-моему, уже оба проигрались.

– Бдэннь!!! – надрывалась лютня, силясь перешуметь солиста, но тот не сдавался:

Зашевелился тут краб во пещере зловонной,

Клешнями лязгнул, металлом ее наполняя,

И говорит темной Бездны гнилая отрыжка,

Тысячей глаз в тихом бешенстве грозно вращая:

«Был твой отец смертным червем, а матерь мокрицей!

Блох ты звал сестрами, а скарабеев – братьями,

С мухой бескрылой возлег ты на брачное ложе,

Прочь уходи, пока цел, таракан скудоумный!»

Алесса невольно зауважала фольклорного монстра: тот, по крайней мере, хамил изящнее.

– Оригинальная баллада.

– Вольный перевод эпоса, его собственный. Этот дармоед каждый день сюда ходить повадился, – пожаловался хозяин. – Треть постояльцев уже разбежалась по конкурентам, половина оставшихся на взводе. Но я вам скидочку за неудобства…

«По свету бродишь, мирянам злочинствуешь бедным, алчущим взором во скорбь и смятенье ввергая!» – стращал эпический герой.

– Почему дармоед? – спросила Алесса, отложив вилку с бесплатной креветкой.

– Ждет, когда его пригласят за стол – только тогда затыкается. А лопает, как верблюд из рейда, не смотрите, что ледащий. О-о, горе мне, горе и убыток!

«Сколько пожрал, но ворчит в ненасытной утробе!»

– А вы его… помидорами! – посоветовала Алесса. В Неверре за такое творчество не то что помидорами, стульями закидали бы.

– Нельзя! – ответил Китобой за приятеля, жестоко расправлявшегося с цыплячьей ножкой. – Лары-заступники Катарины-Дей – Иллада и Байхос, так последний покровительствует виноделам и менестрелям. Гневить богов чревато – еще вино прокиснет.

– Так напоите в сосиску, чтоб дорогу сюда забыл!

– Хмельного не потребляет, кровопивец. Только парное молочко.

«Сталью ж тебя накормлю, как пророчили звезды!»

– Сил моих больше нету! – схватился за голову Налим. – Заткните его хоть чем-нибудь…

– Сами мы не местные… Дать ему балалайкой по шее? – страдальчески кривясь, предложил Скат.

Сан Альт вздохнул с мрачной решимостью, треснул по столу черенком десертной ложки:

– Хотел я сегодня обождать, пока сам не охрипнет. Думал, сообразит, что кормушка кончилась, и уйдет… Но ради дорогих гостей я готов на все!

– «С теми словами он пламенно меч воздел обо… – Стихотворец перевел дыхание, выразительно покосившись на оплетенную соломкой бутыль, и с новыми силами заголосил: – …О-юдоострый. Славься, кузнец! Славься, твой прах в безымянной могиле!!!»