– Его можно убедить, – сказал Абрахам. – Если ты мне поможешь это сделать.

Абрахам Диас считал, что Манхэттен – лучшее место для жизни на суше. Португальские евреи прибыли туда из Бразилии в 1654 году, когда Португалия освободила Бразилию от голландского владычества и принесла с собой инквизицию. Людей, живших изначально в Португалии, приветствовал губернатор Питер Стейвесант[35], который сначала не желал принимать группу из двадцати трех человек без дома и гражданства, пока на него не надавила Голландская Вест-Индская компания в лице первого владельца дома на Мейден-лейн Якоба Барсимона, много лет в ней работавшего.

Разрешения на строительство синагоги новые эмигранты не получили, но мужчины собирались ежедневно; по пятницам Абрахам Диас тоже ходил на эти вечерние сборища в маленьком домике около гавани. В 1655 году евреи-налогоплательщики вложили почти десять процентов стоимости в постройку стены, которая отделяла шедшую вдоль нее Уолл-стрит и весь город от необжитой местности. Евреи, которых вначале считали людьми пришлыми, вскоре уже работали часовщиками, портными, мясниками, поставщиками рома, шоколада и какао. В Манхэттене терпимо относились к чужой вере, и, если ты не раздражал соседей и не привлекал к себе внимания, мог поклоняться любым богам.

– Пусть ваш сын остается тем, кто он есть, – ответила Мария Абрахаму. – Человеком, который живет в море.

– Люди могут меняться, – заверил ее старик.

Сам он собирался приобщиться к земледелию: разводить овощи, что в своем преклонном возрасте расценивал как неожиданное удовольствие.

* * *

Мария отправилась к Северной реке в западной части города – купить пикши и трески, чтобы сварить Самуэлю на ужин бульон из рыбных костей для укрепления здоровья. Он лечился уже целый месяц, и состояние его заметно улучшилось. Днем Самуэль сидел вместе с отцом в саду, нежась в тусклых зеленоватых лучах солнца, охотно выслушивая истории, которые Абрахам ему рассказывал уже десятки раз. Он только что помог отцу высадить грядку латука, что Марию несколько встревожило. Зачем Самуэлю беспокоиться об овощах, если его здесь не будет и он не увидит, как они растут?

Мария предполагала, что он должен уехать уже к концу недели. Вдали от нее он окажется в безопасности. «Королева Эстер» давно стояла в доке, деньги у матросов заканчивались, и очень скоро они будут готовы вновь выйти в море. Марии казалось, что она заметила в глазах Самуэля тоску по морскому простору, вольному ветру и прохладному соленому воздуху. Он явно скучал по прежней жизни, когда ему не нужно в назначенное время сидеть за обеденным столом здесь, в Нью-Йорке, где звезды в два раза бледнее, чем на море. Самуэля тянуло в гавань, к Вратам ада[36], где он подолгу смотрел на голубовато-серый Нью-Йорк, город, окруженный водой, которая звала его вдаль вопреки желанию остаться. Широкая Северная река, позднее названная Гудзоном, текла в двух направлениях: морская вода устремлялась к северу, пресная вода – в океан. Эта река никак не могла принять решение, и Самуэль чувствовал это. Он был рожден под знаком воды и сам часто находился в нерешительности: страстно желал покинуть город и одновременно хотел остаться. Марию позабавило, что Самуэль сделал из бумаги кораблик. Каких только развлечений не придумывают моряки, чтобы скоротать долгие часы в море! Мастерят подарки ко Дню святого Валентина из раковин, складывают лодки, журавлей, птичек и рыб из бумаги, рассказывают истории или погружаются в молчание. Когда Мария пустила бумажный кораблик в реку, тот перевернулся сначала на один бок, а потом на другой. Кораблик не уплыл с приливом или отливом, на юг или на север, а продолжал двигаться по кругу, пока Самуэль не вытащил его из воды. Он воспринял это как знак собственной нерешительности. Иногда поутру он упаковывал свою дорожную сумку, а порой не мог представить себе, что когда-нибудь покинет Нью-Йорк.

* * *

Как-то раз Мария заметила на Флай-маркет у фруктового прилавка, расположенного на отшибе от основных рядов, любопытную особу, которая покупала лимоны. Женщина в розовато-лиловом платье, явно сшитом во Франции, выглядела элегантно, ее светлые волосы были скреплены маленькими гребнями из почерневшего серебра. У ног ее вертелась маленькая белая собачонка, не отходившая ни на шаг. И, как показалось Марии, незнакомка носила обувь красного цвета.

– Я не советовал бы вам смотреть на мисс Дюран слишком долго, – предупредил Марию торговец рыбой, взвешивая пикшу. – Это неразумно.

– Почему же?

На людях она появлялась в черной вуали на лице. В тот день, когда Мария отыщет свою дочь, она тотчас же сбросит вуаль, или сожжет ее на куче хвороста, или разорвет на мелкие кусочки. Теперь же вуаль производила желаемый эффект: люди сторонились и избегали ее – никому не хочется приближаться к чужой трагедии. Но находились и те, кто ее жалел, к их числу принадлежал и торговец рыбой – трудно было усомниться, что Мария в трауре.

– Катрин Дюран – колдунья, – тихо проговорил торговец рыбой, покосившись на стоявшего неподалеку покупателя. – Пожалуй, ее даже можно назвать ведьмой.

– В самом деле?

Мария повернула голову, чтобы лучше видеть. Женщина, о которой они говорили, стояла, повернувшись к ним спиной. Ее маленькая собачка внимательно разглядывала Марию блестящими глазами, собираясь последовать за хозяйкой.

– Я продал ей рыбу, которую она объявила несвежей, и в следующие два месяца никто вообще ничего у меня не купил, – продолжал мужчина. – Ни кусочка. Люди проходили мимо, словно я превратился в невидимку, а те, кто замечал, воротили нос, будто мой товар вонял. Пришлось доставить в ее дом бочонок мидий, после чего торговля сразу наладилась. Теперь я дарю ей мидии или моллюски первого числа каждого месяца, и никто из нас не внакладе.

Мария подошла к прилавку торговца фруктами, но прежде, чем успела выбрать товар, торговец вручил ей сверток.

– Сэр, – сказала Мария, удивленная его поспешностью, – я ведь еще сама не знаю, чего хочу.

– Не имеет значения. Она знает. – Он кивнул в ту сторону, куда исчезла мисс Дюран. Продавец, казалось, робел, но если ведьма предлагает тебе что-то сделать, лучше повиноваться. Внутри свертка Мария обнаружила десять ярко-красных яблок. Покупка уже была оплачена. – Она велела испечь пирог.

– Неужто? – Мария невольно улыбнулась. Некоторые видели, кто она на самом деле. Очевидно, ей встретилась сестра по Непостижимому искусству.

– Эта женщина сказала, что вы не пожалеете, если будете печь пирог каждую неделю и выставлять его на подоконник.

Если это и была магия, то создавалась она из простого, повседневного материала. Придя домой, Мария нарезала яблоки и подготовила ингредиенты для пирога. Она раскатала тесто, добавила в него яблок, заметив, что белые дольки стали темно-красными. Возможно, фрукт был не так прост, как ей сперва показалось. Пока в кирпичной печи рядом с камином пекся пирог, Мария почувствовала, что ее надежды возрождаются, и отправила мысленное послание Фэйт, где бы она ни находилась: «Делай, что должна, пока мы вновь не будем вместе, но не доверяй ни одному сказанному ею слову. Верь только себе. Ты моя дочь, и только моя, не важно, вместе мы или в разлуке».