камня, который сумело бы найти ФБР. Тэмми запомнила только, как Киз вылетел в Мэн на похороны. Состоялись ли они на самом деле, осталось неизвестным.

Израел никогда не говорил о своем отце ни с Тэмми, ни с кем-либо другим. У нескольких его армейских товарищей сложилось определенное впечатление, что он и кто-то из его сестер подверглись насилию со стороны Джеффа. Один из них припомнил, как Киз уговаривал сестру, готовую сбежать из дома, остаться. Он говорил, что она не может сбежать совершенно одна. В худшем случае, сказал ей Киз, я приеду и заберу тебя.

Пэйн и Геден воспринимали это как еще одну загадку. Парадоксально, но тот факт, что Киз никогда не говорил о Джеффе, быть может, означал, что Джефф оказал на него глубокое влияние, и скорее всего дурное. Они могли только гадать, подвергался ли Израел насилию с его стороны. На одной только интуиции Пэйн построил теорию, так никогда и не подтвержденную, что Киз мог иметь отношение к скоропостижной смерти отца. Пэйн, конечно, понимал, что отсутствие сведений о связи Израела с отцом в последние месяцы и недели до его кончины ничего не значит.

После поездки на восток Киз вернулся к Тэмми. Казалось, что он в полном порядке и сосредоточил все внимание на младенце. Он позволял Тэмми отсыпаться и сам менял дочери пеленки, кормил и относил в ясли. Теперь приходилось работать и Тэмми, и Кизу, а должность Тэмми в департаменте образования резервации требовала часто оставаться на работе сверхурочно.

Когда дочке исполнилось восемь месяцев, в дом пришла беда. У девочки развилась серьезная респираторная инфекция, и они постоянно ссорились из-за того, как лучше лечить ее. Затем самой Тэмми, страдавшей после родов сильными болями в нижней части живота, поставили диагноз «рак матки» и вынудили пойти на гистерэктомию. Все, что совсем недавно казалось превосходным, теперь выглядело мрачным. Тэмми могла умереть. У нее наступила менопауза, когда ей едва перевалило за тридцать. Останется ли с ней Киз, который был значительно моложе?

От послеоперационных болей доктора давали Тэмми опиаты, а она обнаружила, что эти лекарства помогают унять все ее волнения. У нее появилась зависимость. Ей ничего не стоило убедить себя, что, поскольку Киз так хорошо умел заботиться о ребенке, она могла спокойно спать или как-то еще отключаться. Он действительно любил малышку, сам подбирал для нее одежду, заплетал косички, готовил и упаковывал для нее ланч. Тэмми тогда не понимала этого, но она уже оказалась как бы вне семьи. Киз успешно взял на себя роль отца-одиночки.

Киз получил безмолвное преимущество из-за состояния Тэмми. Теперь она действительно никогда не знала, где он был и что делал. И чем хуже становилось ей, тем большей свободой пользовался он. Он проводил простую политику. Делал то, что было хорошо для него и безопасно для ребенка. Он отслеживал изменения в ее состоянии.

К 2003 году Тэмми делалось все хуже, и Киз ее оставил. С него было довольно. Летом 2004 года он взял с собой их дочь и переехал в соседний дом в резервации. В глубине души он всегда продолжал любить Тэмми, но не хотел, чтобы хаос, царивший в доме, оказывал влияние на ребенка.

Среди женщин племени Киз мог считаться привлекательным мужчиной – трудолюбивый, талантливый, способный починить что угодно, преданный своему ребенку. Он встречался по меньшей мере с тремя женщинами в Неа-Бэйе, пока в 2005 году не познакомился в Интернете с Кимберли Андерсон, медсестрой, жившей в Порт-Анджелесе.

Кимберли был 41 год, она была старше Тэмми. Финансово обеспеченная, независимая, повидавшая мир – она выигрывала у Тэмми, а та отчаянно стремилась к воссоединению. Чем больше казалось, что Киз готов покинуть резервацию, тем больше Тэмми принимала «лекарства», и она сама создала очень плохую для себя ситуацию: сев за руль под воздействием наркотика, разбила машину. Ее приговорили к двадцати пяти дням заключения и двум месяцам принудительной реабилитации в стационаре, и, если у нее был малейший шанс вернуть Киза, она сама навсегда уничтожила его.

Однако Киз из жалости к ней или преследуя какие-то свои интересы (а быть может, сыграло роль и то и другое), позволял Тэмми верить, что у них все еще может что-то получиться. Как только она покинула реабилитационный центр, Тэмми начала приходить к нему в дом чаще, отчасти, чтобы увидеться с ребенком, отчасти – с Кизом. И хотя она знала, что он по-прежнему встречается с Кимберли, они снова начали вместе спать. Той осенью Тэмми ожидала, что они вдвоем отметят день рождения девочки, но накануне Киз удивил ее заявлением: он уже наметил на эту дату встречу с Кимберли. Скрепя сердце Тэмми сказала: иди, если хочешь.

И он пошел.

В отчаянии Тэмми погуглила и нашла рабочий адрес Кимберли в Порт-Анджелесе. Однажды днем она провела два часа за рулем, чтобы оставить злобную записку на ветровом стекле машины Кимберли.

Кимберли никак на это не прореагировала. Тэмми не знала, что на самом деле происходило, пока в конце 2006 или в начале 2007 года Киз не сообщил ей дурные для нее новости. Кимберли переезжала в Анкоридж и приглашала его присоединиться к ней. Он хотел поехать. Ему смертельно надоел Неа-Бэй. Он нуждался в переменах. Не оставалось никаких шансов, что они с Тэмми снова когда-нибудь образуют семейную пару.

У Тэмми оставался единственный, но очень сильный ход. Их ребенок.

– Я не позволю тебе взять ее с собой, – сказала она. – И теперь тебе придется выбирать между женщиной, с которой ты познакомился в Сети, и своей дочерью.

Киз не был готов к тому, что Тэмми начнет с ним судебную тяжбу, но во всем этом была и позитивная сторона. Чтобы доказать свое родительское право, Тэмми действительно пришлось избавиться от привычки к наркотику. Она начала лучше справляться с жизнью, но по иронии судьбы это позволило Кизу сказать ей:

– Хорошо, ты победила. Можешь взять опеку на себя. А я отправлюсь на Аляску, чтобы начать там с Кимберли новую жизнь.

Впервые Тэмми четко разглядела эту сторону характера Киза – полнейшее хладнокровие. Он перехитрил ее. Не было способа сражаться с ним. Он мог делать все, что ему было угодно.

Тэмми оказалась в еще более безнадежном положении. Она помнила, как он уехал от нее навсегда 1 марта 2007 года. Но даже самые сильные воспоминания с годами забываются. Известно точно только одно: 9 марта того же года в возрасте двадцати девяти лет Израел Киз перебрался на Аляску. В регистрационной книге отмечено, что он