Полагают, что 25 сентября Бальбоа вошел в воды Тихого океана, размахивая обнаженной шпагой и объявляя океан собственностью своего императора. Именно здесь, на берегах великого Южного моря – Мардель-Сур, – он, как предполагается, получил наконец достоверную информацию о чудесной золотоносной земле, лежащей к югу, и видел индейские рисунки странных животных, напоминающих верблюдов, – лам. Переправив на спинах индейцев разобранные суда через перешеек и собрав их снова на берегу Южного моря, Бальбоа предпринял разведочный поход на юг; однако стоило его кораблям выйти из Панамского залива, как их встретили опаснейшие ветра и течения. Он сумел продвинуться лишь чуть дальше Жемчужных островов – достаточно большой группы островов в юго-восточной части залива.

В этот момент дала о себе знать политика метрополии. На той стадии освоения Нового Света назначение губернаторов происходило несколько сумбурно, соображения целесообразности не всегда согласовывались с политикой, как внутренней, так и колониальной. Педро Ариас де Авила, обычно называемый Педрариасом, получил пост губернатора Тьерра-Фирме при помощи своих связей при дворе. Этот суетливый, несдержанный человек, чьи действия чаще всего мотивировались заботой о своем личном положении, оказался во главе одной из наилучшим образом снаряженных экспедиций, отправленных за все время королем Фердинандом в Индии – 15 кораблей, 1200 солдат и не менее 1500 искателей приключений. Новости об открытии отрядом Бальбоа Тихого океана достигли Испании лишь после прибытия Педрариаса в Санта-Ма– рия-де-ла-Антигуа, где он занял пост губернатора. Известие это произвело сенсацию, ибо дало новую пищу давним мечтам о морском пути к Молуккским островам. В качестве запоздавшей награды Бальбоа был удостоен звания adelantado Южного моря непосредственно, а также небольших поселений, основанных им в Панаме и на Коибе. Педрариас обручил его со своей дочерью, находившейся в Испании. В 1517 году он перенес резиденцию губернатора на другой берег перешейка, в Панаму.

Панама, о которой идет речь, – не современная Панама, а прежний город, от которого теперь остались лишь развалины. Среди них мы видим башню располагавшегося на небольшом холме огромного собора, стены церкви Сан-Хосе, мост на вьючной тропе для мулов, называвшийся Королевским мостом, ибо на нем начинались три «золотые» дороги через перешеек, и темницы, где узников заливало водой во время приливов. Эти обширные каменные развалины лежат в четырех милях к востоку от современного города на небольшом мысу, окруженном топями. Здесь есть подходящий для стоянки кораблей ручей и песчаный пляж для плоскодонных лодок, защищенный скалами и длинной линией подводных рифов. Место оказалось удачным – послеобеденный бриз сдерживал температуру на уровне примерно 80»[32]; здешнее поселение было оставлено только после разрушения его в 1671 году Генри Морганом. К тому моменту серьезную угрозу стала представлять малярия.

Перенесение резиденции Педрариаса в Панаму явилось политическим шагом, имевшим целью ускорить поиски пролива, соединяющего Атлантику и Южное море. Неожиданным осложнением, однако, стало его столкновение с Бальбоа. Горячий нрав искателей приключений, жара, изоляция – повторялась история Кортеса и Веласкеса, и маленький пограничный порт оказался тесен для них обоих. Через несколько месяцев после прибытия в Панаму Педрариас арестовал Бальбоа по обвинению в заговоре. Некоторые описания утверждают, что именно Писарро непосредственно производил арест, и это звучит не слишком невероятно, поскольку Писарро всегда был оппортунистом, готовым пожертвовать старыми товарищами ради сиюминутной выгоды. Несчастный Бальбоа был казнен; между тем он собирался вот-вот отправиться во второе путешествие на юг, и если бы не ревнивый нрав его тестя, он вполне мог бы стать первооткрывателем не только Тихого океана, но и Перу.

Стремление к романтическим приключениям, похоже, умерло вместе с Бальбоа. Все экспедиции Педрариаса направлялись исключительно на север. Подталкиваемый приказами из Испании ускорить поиски пролива, ведущего к островам пряностей, а позже – завистью к Кортесу, который завоевывал в это время огромную империю, губернатор захватил Верагуа, Коста-Рику, Никарагуа; наконец, в Гондурасе он столкнулся и с самим Кортесом.

Прошло еще пять лет, прежде чем возобновились попытки отплыть из Панамы на юг, да и то Паскуаль де Андагойа, как и Бальбоа, начал экспедицию в неудачное время года. Он добрался до Пунта-Пинаса[33], крутого, поросшего лесом мыса, где встречные ветра и течения остановили более отчаянного его предшественника. Он почти наверняка вставал на якорь в бухте Пунта-Пинас, с белым песчаным пляжем, защищенной от южных шквалов высокими скалистыми мысами и внешними островами, – но дальше он почти не продвинулся.

Чтобы понять, какие препятствия вставали перед испанскими искателями приключений, исследовавшими территории южнее Панамы, необходимо подробно ознакомиться с метеорологическими условиями региона. В Панамском заливе преобладают северные ветры, так что в начале экспедиции почти в любое время года судам помогает попутный бриз. Но стоит выйти из залива, как судно, преимущественно с прямым парусным вооружением, встречает фронтальное движение воздушных масс, порождаемое расположенной в южной части Тихого океана областью высокого давления. Этот пояс высокого давления, перемещаясь в Южном полушарии против часовой стрелки, порождает юго-западные воздушные потоки вдоль всего Южноамериканского побережья севернее 40° южной широты. В дополнение к этому течение Гумбольдта круглый год несет свои воды на север. Сложность мореплавания в этих местах отражает Лоция Британского Адмиралтейства для парусных судов, следующих к югу от Панамы. «Это продвижение всегда медленное и трудное по причине встречных течений и устойчивых легких южных ветров…» И далее Лоция дает детальные инструкции, каким образом избегать штилей, тропических штормов и бурного волнения моря, возникающего там, где встречаются течения. Все инструкции предупреждают о необходимости держаться подальше от берега, на расстоянии минимум двухсот миль. У несчастных испанцев, однако, не было подобной лоции. Они были первыми, и им приходилось все постигать по ходу дела – путем роковых ошибок, на собственном горьком опыте.

Во время стоянки в Биру у побережья Колумбии Андагойа беседовал с индейцами, торговавшими далеко на юге; таким образом, именно ему удалось добыть первые достоверные сведения об империи инков. Однако история эта, должно быть, казалась одной из многочисленных красивых сказок искателям приключений, собиравшимся, подобно хищным птицам, в Панаме – маленькой, но бурной колониальной столице. Успех Кортеса в Мексике вновь оживил надежды каждого закаленного наемника. Однако лишь немногие из этих людей были моряками, а земли на севере и западе обещали более надежные перспективы по сравнению с неведомыми опасностями великого Южного моря, необозримо раскинувшегося до южного горизонта и дальше.

Однако Франсиско Писарро плавал в свое время с Бальбоа. Проведя тринадцать лет в Индиях, он хорошо знал, что самая большая удача ожидает самых дерзких и тех, кто приходит первыми. Он возглавил в свое время экспедицию на север, но за все годы тягот и сражений получил в качестве вознаграждения лишь участок бедной земли и repartimiento. Ему было уже под пятьдесят. Его время истекало, как, вероятно, и время его друга Диего де Альмагро, еще одного сурового ветерана-наемника, который, вероятно, был еще старше. Вдвоем они договорились со священником собора в Дарьене, Эрнандо де Луке, являвшимся также учителем и казначеем общественных денег, и при его финансовой поддержке и с согласия губернатора начали снаряжать два небольших корабля для путешествия, результатом которого впоследствии стало открытие Перу. Писарро отплыл, как только первое из судов было готово; Альмагро последовал за ним позже на втором судне. Отплыл Писарро, согласно запискам его секретаря Франсиско Хереса, 14 ноября 1524 года, и с ним было сто двенадцать испанцев и несколько слуг-индейцев.