четверг 12 сентября

Я слышал, что, кроме клоунов для больных детей, теперь имеются специальные клоуны для одиноких стариков. Не знаю, как их зовут и откуда они берутся, но хочу их строго предупредить: любому клоуну, который явится меня развлекать, я из последних сил двину сковородой по веселой физиономии.

Неделю назад еще стояла тридцатиградусная жара. А сейчас всюду на полную мощность включено центральное отопление. На улице холодно, и часто идут дожди. Завтра мы идем играть в гольф. Погода не слишком улучшится, но у меня нет в запасе другой программы. Каждый час я смотрю прогноз погоды, но без толку. Наш автобус отправляется завтра в 13.00. Вот я и нервничаю.

пятница 13 сентября

Была у нас одна жиличка, которая каждую пятницу тринадцатого числа целый день проводила в постели. Дескать, там с ней ничего не случится. Она съедала бутерброд и выпивала чашку чая. Ручка от заварного чайника отвалилась, женщина обварилась кипятком и провела остаток пятницы тринадцатого числа в больнице.

Вчера приходил Эверт с запоздалым подарком на день рождения: куском овчины – подстилкой на сиденье моего скутмобиля. Рекомендовал немедленно отдать ее в стирку. У него на это не было времени. Овчина поступила из благотворительного магазина.

– Кто знает, чем они заплевали эту шкуру перед камином. На ней кое-где странные пятна, – сказал он с ухмылкой.

Меня его скабрезные намеки не смущают. Я отнес эту вещь в прачечную, выстирал и снова высушил. Теперь она совершенно чиста.

Но: если я накрою этой попоной своего скакуна и оставлю без присмотра, и налетит гроза, то придется мне потом сидеть на большой насквозь промокшей белой губке. Дело в том, что я, пока держусь на ногах, никогда не завожу свой скутмобиль под крышу. Представляю, как в дождливую погоду или во время снегопада я брожу по супермаркету “Алберт Хейн” с овечьей шкурой, а люди у фруктовых прилавков шепчутся: “Вон он, чудной старикан, и снова со своей овчиной!”

суббота 14 сентября

Гольф был первой неудачной вылазкой из всех, какие мы устраивали до сих пор. Началось все довольно хорошо: кофе с тортом в клубном помещении и любезный щеголеватый инструктор, который преподал нам азы игры. Но не успели мы выйти на площадку, чтобы немного попрактиковаться, как хлынул проливной дождь. И похолодало. В сущности, мы слишком высоко замахнулись – не сумели забить в лунку ни одного мяча. Представьте себе эту картину: Эфье попала в собственного внука, а Граме выпустил клюшку из рук, да так, что она едва не угодила в голову инструктора. Только Эверт на своем инвалидном кресле произвел сенсацию: отправил мячик примерно на сто метров. Через полчаса это занятие порядком надоело каждому, но, чтобы не обидеть меня, они, мокрые и замерзшие, еще без малого три четверти часа делали вид, что получают удовольствие.

После чего я сказал инструктору, что для первого раза все прошло очень хорошо, хотя мы выполнили только половину программы.

Мы еще выпили винца в опустевшем баре, и я позвонил диспетчеру такси, чтобы он сразу же прислал за нами машину.

Все были очень ласковы со мной и уверяли, что идея была великолепной, а подкачали только погода и возраст. Но меня и сейчас, на следующий день, мучает досада. Я, как ребенок, плохо переношу разочарования.

воскресенье 15 сентября

Душевная рана от неудачной вылазки все еще гноилась, когда Эверт нанес мне визит. Не прошло и пяти минут, как он пригрозил, что удалится, если я немедленно не перестану хандрить.

– Распустил пошлые нюни, старый мудак. Ну и черт с тобой, тут я бессилен.

Я мигом воспрянул.

Кстати, Эверт принес добрые вести: служба поздравлений для одиноких стариков ликвидирована за отсутствием волонтеров. Ну что хорошего, когда совершенно посторонние люди приходят к вам на день рождения, поют “Многая лета!”, а потом съедают ваш торт. После такого веселья вы страстно желаете одиночества. Честно признаюсь: в прошлом году у меня не хватило духу вытолкать их вон. И у Эверта тоже. Выходя от него, они продолжали горланить “Многая лета!”

В настоящее время госпожа Ауперс ходит иногда задом наперед, полагая, что так ей реже понадобится посещать сортир. Я бы выдвинул ее кандидатуру на шнобелевскую премию. Ведь этой замечательной премии были удостоены весьма выдающиеся исследователи. Брайан Кранделл получил ее за изучение собственных фекалий после поедания бланшированной землеройки, а один японец и один китаец (оба с трудно произносимыми именами) – за изучение влияния оперной музыки на шансы выживания мышей после операции на сердце.

Да, вот еще: Густано Пиццо был награжден этой премией за то, что придумал ловушку для угонщиков самолетов: это люк с капсулой, которую пилоты могут сбросить на парашюте. Некоторые критики полагают, что парашют в данном случае – избыточная роскошь.

понедельник 16 сентября

Интересно, отдаст ли каждый свои обгоревшие спички господину Схипперу? Он замыслил построить из них макет нашего дома престарелых. Надеется привлечь этим внимание газеты “Пароол”. Наша директриса состоит в ее редакционном совете.

Когда-то один человек построил макет собора Святого Петра из семи миллионов спичек. Такие макеты всегда вызывают у меня одну мысль: вот бы его поджечь! И за три минуты отправить коту под хвост двадцать пять лет работы. Очень уж сильна во мне страсть к разрушению.

Полторы недели назад было двадцать восемь градусов жары и стояло лето. А теперь четырнадцать градусов и осень. Я не люблю осень. Ну да, да, конечно, дивные краски, но это краски увядания. Поздней осенью моей жизни я слишком часто сталкиваюсь с умиранием и загниванием, чтобы еще умиляться при виде кучи сухих листьев. Осень пахнет так же, как дом престарелых. А мне подавай весну, новое начало, хоть какое-то разнообразие.

При этом я терпеть не могу холодные короткие дни, и Синтерклаас с Дедом Морозом – отнюдь не мои лучшие друзья.

Хнычу, как старый зануда. Но я и завел этот дневник, чтобы время от времени пожаловаться и повздыхать, никого не обременяя своей печалью.

вторник 17 сентября

Иногда с возрастом ревность принимает смешные формы. Поскольку в доме намного больше женщин, чем мужчин, замужние дамы глаз не спускают со своих мужей. Госпожа Даалдер не отпускает от себя господина Даалдера на расстояние больше одного метра. Подобно бдительной сторожевой собаке она кидается на любую женщину, проявляющую хоть какой-то интерес к ее супругу. Даже если совершенно безобидная соседка по столу попросит господина Даалдера передать ей сахар.

– А сами взять не можете? Не давай ей, Вим.

Вим глубоко несчастлив, потому что ему запрещено вступать в любую светскую беседу. Нет такой женщины, которая позарилась бы на Вима, ведь он страшен как смертный грех, но ему все равно приходится терпеть постоянный надзор своей ревнивой жены. Мне кажется, в его глазах я вижу иногда великое желание смерти.

Пишу об этом потому, что недели три тому назад здесь поселился некий господин Тиммерман. Он вроде бы положил глаз на Эфье. Само по себе это более чем понятно. Но ему не повезло: Эфье в упор его не замечает, так как он страшный хвастун и от него дурно пахнет.