Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К несчастью, та же незавидная судьба постигла и последний фонвизинский издательский проект 1788 года — собрание всех сочинений, созданных или переведенных писателем за без малого 30 лет его литературной деятельности. В мае 1788 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» появляется информация о бесплатной раздаче «в Суконной линии в лавке № 14» объявления об издании «Полного собрания сочинений и переводов Дениса Ивановича Фон Визина в пяти томах». Из опубликованного объявления следует, что в состав предполагаемого издания войдут «Недоросль; Брегадир; Корион; Иосиф в 9 песнях; Сидней; слово похвальное Марку Аврелию; о национальном любочестии; Тагио; избранные гольберговы басни; глухой и немой; слово на выздоровление Его Императорского Высочества; Каллисфен; Лисица Казнодей; послание к Шумилову; записки первого путешествия; поучение в Духов день; примечание на критику; челобитная российской Минерве; разные письма и проч.» и что все желающие приобрести книги известного автора могут посетить указанный книжный магазин и осведомиться, на каком этапе находится подготовка издания.
До конца июня 1788 года в трех подряд номерах «Санкт-Петербургских ведомостей» печатается настоятельное предложение уважаемой публике оформить подписку на собрание сочинений и переводов одного из лучших современных отечественных писателей, однако по неизвестным нам причинам дальше деклараций о намерениях дело не пошло. Еще раз пятитомное собрание сочинений Фонвизина упоминается в книготорговой росписи, являющейся приложением к третьему, датированному 1792 годом изданию «Жития графа Никиты Ивановича Панина», но и в этот раз все заканчивается лишь упоминанием. По словам напечатавшего это жизнеописание Петра Ивановича Богдановича (дальнего родственника автора «Душеньки» Ипполита Федоровича Богдановича, известного книгоиздателя, знатока немецкого, французского и английского языков, возможного переводчика замечательного сочинения Карла Линнея «Водка в руках философа, врача и простолюдима» и издателя, а возможно, и переводчика «Похвалы глупости», в русском варианте — «Вещания глупости», Эразма Роттердамского, человека «беспокойного», не всегда законопослушного и по этой причине высланного из столицы в Полтаву), Фонвизин до самой смерти оставался его искренним другом и передал ему для публикации «все свои творения и переводы». Богдановичем были напечатаны «Послание к слугам моим», «Бригадир», «Недоросль» и «Иосиф», однако ни при жизни, ни вскоре после смерти Фонвизина многотомное издание его трудов свет так и не увидело.
Несомненно, к середине 1788 года дела Фонвизина находятся в отчаянном положении: его окончательно прекращают печатать, он до крайности беден и по-прежнему тяжело болен. Предпринимая еще одну попытку вернуть здоровье, летом следующего, 1789 года Фонвизин отправляется в свое очередное путешествие, но в этот раз не покидает пределов империи и ограничивается посещением минеральных вод в Бальдоне, в Курляндии. Теперь Фонвизин путешествует без жены, чувствует себя очень нездоровым и, как следует из его дневника (названного Вяземским «журналом страдальца и по мучениям, и по самым средствам исцеления, которые он претерпевал»), время от времени пребывает «в ипохондрическом расположении духа». По дороге он встречает людей, пораженных тем же недугом, что и он, но, в отличие от предыдущих путешествий, все они кажутся ему существами страждущими, не чудесно исцелившимися и тем доказавшими, что спасение возможно, а тяжело и безнадежно больными.
Одна из первых дневниковых записей, датированная 22 июня 1789 года, рассказывает о такой встрече и задает тон всему последующему повествованию: «Проснулся довольно слаб от вчерашней индижестии. Выехали в Дерпт. Видел почт-комиссаршу, точно в одинакой со мной болезни семь лет страдающую. Почт-комиссар имеет прекрасную девушку, которая у него вместо жены хозяйничает и, как видно, все должности жены исполняет». Встреча с бедной чиновницей не пробуждает надежду, а лишь подтверждает известную Фонвизину истину, что физические и душевные страдания несчастных, переживших апоплексический удар, воистину неисчислимы. Кажется, на выздоровление Фонвизин уже не надеется и довольствуется малым, радуясь, что ему не становится еще хуже. «Проспал ночь крепко, проснулся, слава Богу, в обыкновенном состоянии моего здоровья», — пишет он 27 июня, в самом начале своей поездки.
Новое и, по обыкновению, безрезультатное лечение на водах стоит недешево, а денег у одинокого путешественника Фонвизина практически нет. Примерно через три месяца после начала своего недлинного вояжа, уже на обратном пути, Фонвизин окончательно лишается средств к существованию и, не видя выхода, приходит в отчаяние. «После обеда тосковал я, не знав, где найти денег на прогоны… ночью спал худо от смущенных мыслей», — пишет он 18 сентября из Риги. Но уже на следующий день с удовольствием отмечает, что получил необходимую помощь от расположенного к нему тамошнего начальства: «Поутру был я у губернатора, который, приняв меня весьма дружески, вывел меня из моей заботы, ссудя меня 200-ми рублями. Пред обедом прислал он ко мне подорожную и деньги, в получении коих дал я ему простую расписку. После обеда в 5-м часу выехали мы из Риги благополучно».
Остаток пути Фонвизин проделывает, находясь в прекрасном расположении духа и встречая теплый прием у любезных и доброжелательных людей. Уже через два дня после разговора с губернатором он соглашается на предложение неких давших ему ночлег гостеприимных хозяев «пробыть у них целый завтрашний день» и своим решением остается доволен. По словам Фонвизина, «вечер провели все очень изрядно, угощены были изобильнейшим ужином. Мне отведены были три комнаты, где я ночевал очень изрядно»; на другой день, 22 сентября, любознательный путешественник становится свидетелем чрезвычайно понравившегося ему народного праздника, устроенного преисполненными «чадолюбия своим крестьянам» «хозяином и хозяйкою». 24 сентября Фонвизин прибывает в Дерпт, 27 сентября — в Нарву, а 29 сентября приезжает «в Петербург благополучно», где он, «Богу благодарение нашел… жену в желаемом состоянии». Его же собственное состояние очень далеко от желаемого: уже 1 октября Фонвизин «жестоко занемог», и с ним «сделалась тоска жестокая», а 9 октября, пережив очередной приступ, записывает ставшую для него привычной фразу: «Поутру проснулся слава Богу в обыкновенном состоянии моего здоровья». Однако утверждать, что в конце 1789-го — начале 1790 года Фонвизин чувствует себя задавленным бедностью и недугом, потерял интерес к жизни, оживает лишь иногда и прекратил бороться, было бы неверно.
Приехав в Санкт-Петербург, он пытается поправить их с женой материальное положение и приступает к продаже семейного недвижимого имущества. 16 октября Фонвизин уступает дом «жильцу нашего двора» за 20 тысяч рублей (за два дня до этого, 14 октября, покупатель уже «сторговал» дом за 18,5 тысячи рублей, но согласился заплатить на полторы тысячи больше) и, поселившись в принадлежащем двоюродным братьям жены «заднем доме», переключается на свое поместье. 18 ноября 1789 года Фонвизин узнает, что «к сей минуте» его деревню можно считать проданной и что покупатель соглашается приобрести ее вместе «с процессом», то есть несмотря на затянувшуюся (и, между прочим, закончившуюся лишь после смерти Фонвизина) тяжбу с бароном Медемом. Однако уже 1 декабря он «уведомляется о встречающемся препятствии в продаже деревни», отчего весь вечер первого зимнего дня находится «в горестном расположении духа» и лишь 13 января следующего, 1790 года вновь «ударил по рукам о продаже деревни».