Стэгг уже до того получал предупреждения от полиции за то, что загорал голым на Уимблдонской пустоши и писал непристойные письма женщине по имени Жюли, с которой познакомился через журнальный раздел знакомств. На входной двери его квартиры висела табличка «Христианам вход воспрещен. Здесь живет язычник». Дома он хранил коллекцию порнографических журналов и книг по оккультизму.

Тем не менее никаких свидетельств наличия у Стэгга каких-либо сексуальных отклонений не было. В своих воспоминаниях «Кто на самом деле убил Рэйчел?» он писал: «Я считаю себя абсолютно нормальным человеком… нормальным здоровым мужиком, мечтающим о женском обществе… я стремился только к одному — к устойчивым серьезным отношениям, которые в конечном итоге привели бы к браку и рождению детей».

В полиции Колин сознался, что в момент убийства Рэйчел, как практически и каждый день, он выгуливал на Уимблдон-Коммон свою собаку.

Полицейские, почти уверенные, что им удалось схватить настоящего убийцу, спросили Бриттона, может ли он найти какой-то способ добиться у Стэгга признания. И тут Полу пришла в голову блестящая идея.

Он предложил, чтобы переодетая женщина-полицейский познакомилась со Стэггом и постаралась с ним подружиться. В полиции подобрали кандидатку на эту роль, дали ей псевдоним «Лиззи Джеймс». Она должна была написать Стэггу, представившись подругой Жюли, с которой Стэгг когда-то познакомился через журнал «Лут».

В отличие от чрезмерно стыдливой Жюли, «Лиззи» должна была признаться, что ей никак не удается выбросить из головы эротическое послание Колина. И чтобы намек стал еще более понятен, она добавляла: «У меня странные музыкальные вкусы: моя любимая песня — «Walk On The Wild Side» Лу Рида».

Колин, который пришел в замешательство от столь неожиданного, почти сказочного, поворота событий, ответил сразу же.

«Я безумно одинок», — написал он и спросил у Лиззи, не оскорбит ли ее, если он пришлет ей описания кое-каких своих сексуальных фантазий.

Лиззи ответила на его предложение с энтузиазмом:

«Я уверена, что Ваши фантазии не имеют границ, и вы столь же широко мыслящий человек без предрассудков, как и я».

Колин прислал ей письмо, где подробно описал свою мечту о том, как они в солнечный день занимаются любовью в парке, шепча друг другу: «Я люблю тебя. Я так люблю тебя». Воображаемая сцена заканчивалась тем, что Колин нежно стирает слезы, катящиеся по щекам Лиззи.

В полиции пришли в восторг. Ведь он упомянул о парке — месте, где произошло преступление.

Однако Бриттон посоветовал им проявить осторожность. Несомненно, всем было бы удобнее, если бы в фантазиях Стэгга было поменьше нежности и побольше жестокости. Поэтому в следующих своих письмах Лиззи решила немного подхлестнуть своего корреспондента. Она писала, что Колину не стоит сдерживаться, «потому что у моих фантазий нет границ, а мое воображение рвется на волю. Иногда меня это беспокоит, и я была бы рада, если бы поняла, что мои фантазии совпадают с Вашими… Я хочу воспринимать Вас как сильного и способного на все мужчину, а себя — полностью находящейся в Вашей власти, ощущающей свою беззащитность и унижение».

«Тебя должен хорошенько оттрахать настоящий мужик, — игриво ответил ей Колин. — Я способен заставить тебя закричать от удовольствия и боли. — Однако сразу же Стэгг пояснил, что не является жестоким человеком. Он писал подобные вещи только потому, что считал, что ей хочется увидеть именно такие эротические фантазии. — Если ты нашла их оскорбительными, извини. — И в завершение он писал, что было бы замечательно, если бы она пришла к нему на квартиру и он приготовил бы для нее свое «коронное блюдо — ризотто болоньеза, — и угостил бы домашним крыжовенным муссом».

Тем не менее Полу удалось заметить в письмах Колина «отчетливые элементы садизма».

Переписка же шла своим чередом. Лиззи отправила Стэггу несколько писем, в которых прозрачно намекала, что считает его чрезвычайно привлекательным. По ответам Колина было ясно, что он не может поверить своей удаче. Это было самое удивительное событие в его жизни. Единственное, что омрачало его радость, была одна странность в поведении девушки — как только он предлагал ей перейти на следующий уровень в их отношениях — например, встретиться и заняться любовью, — она всякий раз уводила разговор в сторону. Колин был крайне озадачен, но относил все на счет загадочных особенностей женской натуры.

По подсказке Бриттона Лиззи начала подбрасывать Стэггу намеки на то, что у нее есть некая «мрачная тайна», нечто «ужасное» и в то же время «восхитительное», «потрясающее», что-то, совершенное ею в прошлом и пробуждающее в ней «самые сильные чувства».

Колин написал, что ему очень хочется узнать ее «мрачную тайну»: между прочим, у него есть и своя «мрачная тайна»: полиция ошибочно полагает, что он убил Рэйчел Никелл, «потому что я одинокий язычник».

Лиззи ответила, что не имеет ничего против того, что он убийца: «Так мне будет легче, потому что я должна тебе кое-что сказать». Это и была ее «мрачная тайна». Возможно, им стоит организовать пикник в Гайд-парке, и там она откроет ему свое сокровенное. Колин написал, что идея пикника, где будет раскрыт секрет Лиззи, ему страшно нравится, но он должен поставить ее в известность, что Рэйчел Никелл он совершенно определенно не убивал. Тем не менее, грубо добавлял он, если ей так хочется, во время занятий любовью он может надеть на Лиззи ошейник и войти в нее сзади, и таким образом они «предавались бы плотской страсти каждые пять минут».

«Мрачная тайна» Лиззи — как женщина сообщила Колину в Гайд-парке под пристальным наблюдением большой группы переодетых полицейских — состояла в том, что она, будучи подростком, связалась с «особыми людьми», сатанистами, и, будучи в их сообществе, видела, как «младенцу перерезали горло. Потом кровь ребенка слили в чашу, и каждый должен был из нее выпить». После того как сатанисты выпили кровь младенца, они убили его мать. «Она лежала обнаженная. Принесли ножи, и один из мужчин протянул мне нож и попросил меня перерезать женщине горло, что я и сделала. Дальше началась жуткая оргия, и я была с тем мужчиной, и он был самым лучшим в моей жизни».

Лиззи взглянула на Стэгга и сказала, что сможет по-настоящему полюбить только такого человека, который совершил нечто подобное.

— Слишком высоко берешь, — ответил Колин.

На протяжении нескольких следующих недель Лиззи продолжала давить на Колина:

«Мечты (об убийце) меня ТАК возбуждают. Меня заводит одна мысль о мужчине, который это сделал… Я хочу того, кто был бы похож на такого человека. Я хочу такого мужчину… Ах, если бы ты на самом деле был тем самым убийцей, если бы ты на самом деле убил ее, у нас все сложилось бы идеально».

«Извини, — печально ответил Колин, — но я никого не убивал».

Тем не менее он послушно продолжал присылать ей описания своих сексуальных фантазий, в которых присутствовали кровь, ножи и т. п. Когда Лиззи передала письма Полу Бриттону, тот внимательно изучил их и торжественно сообщил сотрудникам полиции: