Той же весной длинная колонна Синих Мундиров вклинилась в мохнатые покровы Чёрных Холмов, но индейцы ничего не смогли сделать с солдатами. Более ста фургонов и тысячи кавалеристов вместе с геологической партией и пушками двигались между гор. Индейцы из племени Мандан показывали дорогу. Лакоты опять увидели человека по имени Длинные Жёлтые Волосы, которого Шайены помнили как убийцу своих родных на реке Уашита. Возле белого командира скакал его брат, который арестовал Дождя-На-Лице.

Вожди собрались на большой совет и послали представителей всех родовых групп в агентства просить помощи, надеясь, что в резервациях, где промышляли самые разные торговцы, будет легче раздобыть ружья.

Но горе просачивалось в лагерь Плохих Лиц не только из-за войны… Не успела зеленеющая листва загустеть, как в дом Неистовой Лошади пришла смерть. Умерла дочь. Её тело завернули в одеяла и шкуры и крепко перетянули сыромятными ремнями. Чёрное Покрывало тихо, но безудержно плакала, вымазав лицо золой и землёй. Платье женщины было изрезано в лоскуты, и под ним проглядывалось трепещущее тело. Бак помог уложить умершую на специальный помост, закреплённый на высоких шестах.

Неистовая Лошадь принёс из типи красное одеяло и набросил его поверх погребального настила. Теперь его дочь в одиночку отправлялась по долгой дороге мёртвых, и чтобы ей не было грустно, вождь оставил возле неё куклу, сшитую из оленьей кожи и украшенную бусинками. Вода-На-Камнях и десяток других женщин пришли оплакивать умершую вместе с матерью.

Молодой вождь, затаив в сердце боль смертельной скорби, умчался с военным отрядом в Чёрные Холмы, чтобы следить за солдатами. Несколько раз индейцы нападали на стоянки золотоискателей и жестоко убивали этих неумытых и дурно пахнувших Бледнолицых, забирая их ружья и пистолеты. Со всех сторон в лагерь Неистовой Лошади тянулись люди, многие из которых покинули резервации и теперь ставили палатки в его деревне. Мало-помалу появлялось огнестрельное оружие, которые Болтающиеся-Около-Форта доставали через мистера Бушера. Этот белый был женат на дочери Крапчатого Хвоста и решил сделать бизнес, занявшись тайной поставкой винтовок и револьверов дикарям за большие деньги. Денег Лакоты дать не могли, но в избытке привозили пушнину. Подготовка к решающей схватке шла полным ходом, однако часть Лакотов, верная данному обещанию не брать оружия, оставалась неподвижной и с грустью взирала на распаленных юношей, которые носились по резервациям, задорно кричали и били стекла в конторах агентов по делам индейцев.

Год пролетел стремительно, как поющая стрела. Листья налились желтизной и стали осыпаться. Агент Савиль (белый руководитель резервации Красного Облака) настороженно всматривался в краснокожих и решил-таки напомнить дикарям, что белый человек в скором времени станет безраздельным властителем на их земле. По его приказу работники срубили как-то в лесу высоченную сосну и привезли её к нему во двор, намереваясь обтесать её и сделать флагшток.

Собравшиеся индейцы долго выспрашивали, для чего белому начальнику такой высокий шест, а узнав, что на ней будет американский флаг, пришли в бешенство.

— Никогда над нашей территорией не будет болтаться такая тряпка, эту землю никто не отдавал, и Лакоты не позволят над собой насмехаться. Мы не беспомощные щенки, которых можно безнаказанно пинать и оплёвывать! — индейцы сгрудились вокруг флагштока и топали ногами. Поднималась густая пыль. С десяток или больше всадников носились по кругу, размахивая луками.

Прискакали возбужденные молодые воины, покрытые краской, и в мгновение ока изрубили сосну на куски. Савиль, спотыкаясь, поспешил к массивной двери и заперся в конторе. Хлопнул выстрел, звонко брызнуло оконное стекло, и агент, мокрый от пота, распластался на полу, боясь поднять голову. С десяток стрел с пугающим стуком воткнулись в деревянные стены.

— Скоро белым людям придётся убраться! — кричали индейцы снаружи сквозь топот лошадей, а в разбитое окно медленно вплывали мутные клубы пыли и пороха.

Кто-то успел предупредить военных, и из укрепления срочно выдвинулся небольшой отряд кавалеристов. Разгневанные индейцы встретили солдат в прерии и едва не завязали бой. Топоры и палицы, оскалившиеся лезвиями, готовы были взвиться над головами Бледнолицых, но на помощь кавалеристам примчались дружелюбно настроенные индейцы, которых спешно привёл Молодой-Человек-Который-Боится-Лошадей. Лакоты пронзительно, истошно кричали друг на друга, хлестали соплеменников луками по рукам, но никто не стрелял. С большим трудом кровопролития удалось избежать, но в последовавшие дни между различными кланами Лакотов неоднократно происходили громкие ссоры, готовые перерасти в настоящие столкновения.

Красное Облако взирал на все это из-за забора, сидя на сваленных в кучу бревнах, и курил. Его лицо оставалось невозмутимым. Внезапно воины обеих сторон с удивлением обратили внимание на своего давнего предводителя. Его поведение озадачивало их. Многие из них, выбравшие мирную дорогу, раньше готовы были следовать любому указанию Красного Облака; он был их кумиром, молодежь подражала ему во всем. Когда он сложил оружие, последователи не позволили себе усомниться в его поведении и сделали, как он. Прекращение войны против белых людей стало для них неизбежностью. Но теперь, когда Лакоты едва не убивали друг друга, индейцы увидели перед собой совершенно другого вождя. Он не хотел ничего. Он устал бороться и опустил руки, но вовсе не жаждал мира, как считали в большинстве своем люди его племени. И вот разочаровавшись в своем кумире, новые группы свернули палатки, несмотря на выпавший снег, и направились в стойбище диких Лакотов.

1

— Коснись Туч приехал! — вбежала с радостным известием Вода-На-Камнях. Бак откинул входной полог и вышел из палатки. Яркое летнее солнце ослепило его. Прищурившись, он увидел шумную толпу. Люди вышли встретить большой кочевой лагерь Миниконжей, которых привёл за собой Коснись Туч. Молодые люди громко приветствовали гостей. Многие старухи плакали от счастья, видя родных, с которыми не встречались с тех пор, как Миниконжи обосновались в резервации. Понукая усталых лошадей, прибывшие Лакоты двигались к положенному им месту в общем круге. Лагерь разрастался с каждым днём. Коснись Туч, покрытый полинявшим одеялом, направился к палатке Неистовой Лошади. Перьев не было в его волосах в знак траура по умершему отцу.

— Коснись Туч приехал, чтобы бок о бок с братьями жить и сражаться до конца, — сказал он о себе, слезая с коня и окидывая большую деревню довольным взглядом. — Я вижу, что Лакоты опять становятся одной семьёй, как в старые времена…

Через несколько дней Лакоты совершили набег на тракт, по которому двигались караваны, и напали на длинный обоз переселенцев. Едва завидев индейцев, белые распрягли лошадей, чтобы быстрее убегать, и кинулись наутёк, в панике побросав фургоны с разнообразными товарами. Индейцы со злобным смехом настигали тех, которые спасались пешком (некоторые едва передвигались, не желая расстаться с каким-нибудь громоздким ящиком или мешком). Тут и там между покрытых мхом валунов остались лежать неподвижные тела с пятнами крови. Дикари, довольные лёгкой победой, вернулись к повозкам и вгрызлись в груду тюков. В считанные минуты они обнаружили множество одеял, оружие и разную одежду. Вещи Бледнолицых оказались сильно потными, давно не стиранными, и Лакоты, чтобы избавиться от резкого запаха, развесили рубашки и штаны на копьях и винтовках, проветривая их всю дорогу до самого лагеря.