Челябе? Ладно, через час тогда… Да-да, буду лично. И не вздумайте опять увильнуть.

Катя быстро распрощалась с шефом, заверив его, что сделает все возможное как криминальный журналист. Ее уже снедало любопытство. Пяткин, как и было обещано! Ну Гектор! А она сомневалась!

– Родион Пяткин собственной персоной. – Гектор отключил мобильный, вернулся за руль – сама скромность и простота.

– Ты неподражаем! – Катя не могла скрыть восхищения. – Сам он тебе перезвонил! Испугался, да? А все же как ты сумел?

– Пяткин нетерпеливо ждет нас в доме отдыха в Кашине, где поминки по Варданяну справляли. А я еще и крестиком вышивать умею… – Гектор делал вид, что обижен, но серые глаза его уже сверкали.

Они добрались до дома отдыха за четверть часа – Гектор на сельских ухабах выжал скорость под двести. Пролетели перекресток, где появился тромбонист Зарецкий и откуда одна дорога уходила в сторону дома старух-гарпий, а другая в Умново, к домам и магазину Мосиных.

Гектор дал щедрую мзду охраннику на въезде в дом отдыха, и их пропустили на территорию. Поминальные шатры и столы на лужайке давно убрали. Отдыхающих что-то не было видно. Однако ресторан работал. На летней веранде Гектор (он моментально сориентировался в незнакомом месте) и Катя и обнаружили Родиона Юрьевича Пяткина в компании двух мужчин в деловых костюмах.

Пяткин – шестидесятилетний толстяк с пивным животом и лысиной, с заросшими волосами до самых пальцев мощными руками – выглядел крайне встревоженным. Катя вспомнила слова Гарифы про его диван в караоке-клубе, к которому он привязывал во время секса Полину Крайнову, сетуя, что ноги той слишком длинны. Этакий античный Прокруст, укладывавший путников на ложе, выбранное в качестве эталона-мерила. Прокруст в мифе слыл разбойником, маньяком и садистом. А кем являлся родственник Жени Зарецкого, так и не ставший его приемным отцом?

Завидев полковника Гектора Борщова и Катю, вся троица сразу шумно поднялась из-за накрытого стола, словно вспугнутая стая галок.

– Пяткин, у нас к вам приватный разговор, – с ходу объявил Гектор и глянул на мужчин в костюмах. – Кто такие? По какому вопросу?

– У нас деловые переговоры, я хочу приобрести дом отдыха, – ответил Родион Пяткин. – На нашем Чурилове можно крест ставить, город уже не возродится, а здесь, по крайней мере, еще трепыхаются. Хоть какие-то вложения в недвижимость с доходом. Это представители владельца, он эмигрировал в Дубай, а дом отдыха хочет выставить на торги.

– Деловые переговоры пока отставить. – Гектор сделал энергичный жест. – Кстати, как ваш бизнес крутился при прежнем начальнике УВД Карапете Варданяне? Он вас не обижал?

Представители в деловых костюмах переглянулись.

– Он умер. О покойниках либо хорошо, либо ничего, – дипломатично ответил один – явно юрист по профессии, как решила Катя.

– Ясно. Но об этом потом, на досуге. – Гектор сразу светло ему улыбнулся. – Родион Юрьевич, прогуляемся по территории, пока ваши партнеры закончат обедать? Они вам оставят вкусностей, не переживайте.

Родион Пяткин покорно поплелся за ними на лужайку.

– Зачем вы приемную впутали? – плаксиво спросил он. – Приехали бы ко мне сами, что я, отказываюсь на вопросы, что ли, отвечать? А какие вопросы-то?

– Дело пятнадцатилетней давности об убийствах известных вам Полины и Аглаи Крайновых, – ответил Гектор.

– Ох, а я думал, вы насчет финансовой проверки избирательной кампании!

Стоп. Катя увидела, как мгновенно изменился толстяк Родион Пяткин, выпалив фразу. Голос его остался плаксивым, почти комичным, а вот выражение обрюзгшего лица… Оно стало замкнутым и настороженным. «Лжет про финансы, – пронеслось в голове у Кати. – Он знал, зачем мы явились. Слухи городские дошли, что снова всплыло дело сестер и приехали мы по нему в Чурилов».

– Вы, Пяткин, насколько я понял, на госслужбе не состоите, активно занимаетесь политикой. – Гектор разглядывал его с высоты собственного роста.

– А какое это имеет отношение к обозначенной вами, полковник, теме? – ответил Пяткин.

– Там увидим. Ваш родственник Евгений, которого вы мальчиком-сиротой на недолгий срок забрали в семью из детдома, объявился в Кашине несколько дней назад. Мы с ним познакомились. Евгений – прежде Пяткин, ныне Зарецкий, музыкант джаза.

– Да? Он и тогда лабал на пианино. Я с ним с тех самых пор не общался, даже не знаю, как сложилась его жизнь, – сухо ответил Родион Пяткин. – У него не получилось влиться в нашу крепкую семью. Я искренне желал, мы с женой пытались, но он все отторгал. Мы слишком разными оказались. Женя – деструктивный индивидуалист. Конечно, он столько хлебнул в жизни – потерял мать, лишился ноги, террористы над ним в детстве издевались. Я все это учитывал, я ему сострадал… Мое сердце было открыто для него, и моя жена тоже пыталась принять его всей душой и свести с нашими родными детьми. Но он сам не желал стать нашим сыном.

– Я позже тему неудавшегося усыновления Жени обсужу и с вашей супругой, – пообещал Гектор.

– Мы давно расстались. Она проживает в Стамбуле с новым мужем, турком, – ответил Пяткин.

– Развелись из-за скандала в Чурилове, который вспыхнул после убийства сестер Крайновых – вашей юной любовницы Полины и несовершеннолетней Аглаи. Младшая, предположительно, была беременна от кого-то, да? – Гектор надвинулся на Пяткина. – Ну чего вы сразу так встрепенулись-то, вспыхнули как маков цвет?

Толстяк Пяткин не просто вспыхнул, он побагровел. Однако сразу принял вид оскорбленной добродетели.

– В Чурилове меня многие ненавидят. Вам порасскажут про меня массу злобной лжи. Если дознаюсь кто – привлеку через суд по статье о клевете, – заявил он. – Когда я баллотировался в депутаты, провел ряд судебных процессов по защите своей чести и достоинства. Я опытный человек в подобных вопросах.

– Судиться станете со своим родственником Зарецким? – усмехнулся Гектор. – Или с покалеченной Гарифой Медозовой? Или с бывшим фельдшером Ларисой Филатовой? Или со здешними стражами порядка, кто помнит события того августа?

– Вы мне приехали задавать вопросы. Спрашивайте меня. Мне нечего скрывать. Дело прошлое. Полину и Аглаю не вернешь. И я их не убивал.

Стоп. Катя опять насторожилась. Ну, мы же пока не спрашиваем вас, Пяткин, не убийца ли вы. Зачем бежать впереди паровоза? Дело дойдет и до веревок, и до связывания, и до дивана в клубе.

– Точно не убивали? – снова усмехнулся Гектор.

– Я любил Полину. Настоящая красавица – ей девятнадцать, мне сорок шесть. От нее невозможно было оторваться, юная, полная прелести и кокетства… Обаяние молодости. Я считал ее своей жемчужиной, – произнес Пяткин. – Когда ее не стало, свет померк для меня. Можете слушать и дальше лживые сплетни, но мой ответ – я и волосу бы не дал упасть с ее головы.